как увидишь, что все города твоего царства, почти все из которых ты успела хорошо узнать, помнишь их улицы, лица, даже запахи, что все они погибли. Это как терять близких людей…
Но Орлик полон сил и воодушевлён. Он вдохновенно строит новый Ганеш, превращая его в новую столицу нового Великого Севера. И много других городов строятся, они ездят смотреть. Это не тот уже будет Север, да и не Север вовсе, но процветающее и сильное царство.
Яван с ним, он поднаторел когда-то здесь же, борясь с бедствием, есть куда применить свои таланты созидателя, этого в нём хоть отбавляй, я помню. И носятся до глубокой ночи по развернувшимся стройкам по всему городу, прорубают, прореживают лес, не уничтожая совсем деревьев, чтобы от ветров защищали будущие улицы. Город значительно разрастается, благодаря нашему пришествию.
Старую часть решено не трогать, строиться вокруг, таким образом и до того большой и приятно устроенный Ганеш теперь станет огромным городом с внутренней крепостью, ведь стену никто сносить, конечно, не будет, выстроят скоро новую вокруг уже внешнего контура. И границу обозначили, поражая масштабами замыслов. Они такие красивые, окрылённые, когда обсуждают свои планы, разглядывают чертежи, что каждый день несут десятками умельцы, смотреть на них такая радость. Созидание как ничто украшает и наполняет человека. Не главное ли это назначение человека в этой земной жизни?
Бел, как и прежние староста, которого с его должности никто не смещает и местный главный жрец Солнца, что предоставил Белу свой терем для проживания, и остался в помощниках, сочтя это великой честью для себя, все они помогают молодому царю.
Мы же с Орликом, всем теремом поместились в просторном тереме старосты, тут тоже началась стройка, пристраивают два крыла, чтобы не теснится. К зиме буду готовы.
Перестук топоров, жужжание пил дни и ночи, и неуёмная энергия Орлика постепенно начали переполнять меня раздражением, и чем дальше, тем сложнее мне скрывать его. И вот сегодня мы и поссорились.
С утра мне хотелось спать и совсем не хотелось любиться, как хотелось ему. Но он настаивал, не понимая или делая вид, что не понимает моих отказов: когда я ловила его руки, уклонялась от его губ, не поддавалась объятиям.
И я не выдержала и сказала:
– Орлик, ну… сколько можно?! Днём, ночью, вечером, утром? Ну что неймётся?! – я не могла не скривиться, уже толкаясь и отодвигаясь на обширном местном ложе, надеясь всё же ещё поспать. Как наивно… и как глупо и грубо… Давно огрубела, скитаясь по улицам, городам и весям, которых теперь и нет…
– «Неймётся»?!.. – он даже задохнулся. – Ты меня больше не любишь? – Орлик приподнялся, удивлённо глядя на меня.
Впрочем, я не вижу глазами, они так и закрыты, но я знаю. Я вижу мысленным взором его лицо, мальчишески удивлённое и растерянное. Но Орлик, потом, я посплю ещё и… потом… Отстань только сейчас!
– Да люблю, Господи!.. Но ты же… – я отвернулась, сжимая бёдра. – Мне кажется, я и хожу уже с раздвинутыми ногами!
– Ну ты… ты… – он растерянно заморгал и убрал руки от меня, сразу весь отстраняясь. И встал с постели.
Стал