не думать о том, что…
Я обернулся на него, чёрт, до чего же он красив всё же, профиль гордый, волосы русыми волнами, глаза светятся кусками безоблачного неба. А я, рыжий, зубастый, храплю по ночам…
– В каком доме вы жили здесь с Авиллой? – спросил я и разозлился на себя. И что выскочило из меня?..
Яван посмотрел на меня и, помолчав, ответил странным каким-то, глухим, не своим голосом:
– Я никогда не жил с Авиллой, Орик, – сказал он. – Я знал Онегу.
Я промолчал на это, вечная чёртова уловка, будто от того, что по-другому назовёшь горшок, ты его в печь не поставишь!
Но Яван продолжил, пытаясь убедить меня в том, во что не верит сам:
– Авилла меня никогда не любила, любила другая женщина, – стараясь не вибрировать голосом, проговорил он. И, посмотрев на меня добавил: – И если тебе так уж интересна моя жизнь, я покажу, конечно, тот дом.
– Любила тебя? Ты был счастлив с ней? – вскинулся я.
Захлестнуло болью сердце, будто петлю накинули и сдавили, сейчас задушат…
Он помолчал, поморщился как от боли, отворачиваясь:
– Тебе это приятно – ковырять во мне мои самые больные раны?.. – Яван нахмурил светлые, в точь как мои, брови, только и есть сходства с этим красавцем, что брови… – Вон тот дом.
Он вытянул руку и показал на ладный и довольно большой дом у старой городской стены, с большим двором.
– Её сложно любить, – продолжил он.
Наверное, без умолку мог бы говорить о ней и о том, как это – быть с ней. Если бы я позволил он говорил бы весь день? А то, может и месяц…
– …И не любить – всё равно, что не жить. Как с ней – ни с кем. Боль и сладость…
– Замолчи! – не выдержал я. – Замолчи или убью тебя!
Я захотел акинаком махануть его сейчас же за то, что он так много знает о ней…
Какого чёрта я взялся расспрашивать его?! Зачем обнажаюсь? Я не делаю так. Но что я делаю вообще?..
Сколько времени прошло, сколько мы объехали и осмотрели строек, поговорили с мужиками-строителями, надышались запахом свежей стружки, когда совсем стемнело. И только когда уж совсем в ночи едем к терему, где останется только спать и мы устали с Яваном, однако он вдруг спросил вполголоса:
– Когда мы соберёмся решить судьбу Гордоксая?
Я посмотрел на него. Все, похоже, решили, что я забыл о нём. Но я не забыл. Дело в том, что я не решил для себя, что я хочу сделать с ним. Хочу ли выслушать. Или хочу сразу убить. Но если не выслушать, это не узнать что-то, что очень важно для меня, для понимания Великого Севера, ведь он плоть от плоти последний царь, как ни крути. И то, что он незаконный, только обостряет все качества его отца в нём.
Но если слушать его, неизбежно выступит на поверхность всё, что касается Авиллы и того, что происходило между ними. А хочу я это знать? Хочу ли слышать ещё раз?! Вот как сегодня, не мог не спросить Явана, но слышать его ответ оказалось выше моих сил. Пусть он хоть сотню раз твердит, что то была другая женщина. Пусть даже сам пытается в это верить.
– А что бы ты сделал с ним? – спросил я Явана.
– Ты