слишком идеальные и правильные отношения, но вы и представить себе не можете, насколько тяжело пришлось Джонатану со мной после обращения, когда я превратился в голодное чудовище, а ему уже не хватало терпения усмирять мой жуткий нрав, дикую жажду и похоть. Я мог скалиться и домогаться его каждый час, каждую минуту, требовать от него и секса, и жертву, поскольку я еще не был научен охоте, а нутро горело от желания испить крови.
В те времена я был сам не свой. Я хорошо помню те полгода, в течение которых мне приходилось бороться с собой, чтобы не стать обыкновенным кровопийцей, потерявшим разум и зациклившимся на крови. Я долго просил у Джона прощение. Он простил, но за те месяцы я его беспощадно извел. О них, думаю, он вам расскажет сам.
Я пока что прерву свое повествование, потому что у меня садится компьютер, а свет от экрана слишком явственно нарушает практически полную темноту в вагоне. Даже Джонатан уже улегся, накрывшись моим же пледом, отложив уже совсем другую книгу. Принялся читать Бодлера, и почему только его так привлекает этот своеобразный французский поэт? Впрочем, о вкусах не спорят, тем более с собственным супругом.
Я рассказал вам всего лишь немного про наше первое парижское свидание и совсем чуть-чуть про свадьбу, но все только для того, чтобы скрасить собственную скуку. Наиболее полноценным повествование станет несколько позже, когда мы наконец-то достигнем руин старого замка. И я надеюсь, что дождь когда-нибудь закончится. Хотя он напоминает мне о тех временах, когда я впервые посетил Восточную Европу, когда пересек большой отрезок пути на лошадях, и тогда Румыния была дождливой и туманной. Впрочем, она и остается по сей день.
Еженедельник Джонатана Уорренрайта: «Утренняя звезда»
Здравствуйте, господа читатели, кто следил за нашей с Уильямом историей с самого первого написанного нами слова. Я рад приветствовать вас вновь! Честно говоря, я и не думал, что мы продолжим описывать наши приключения, но мой дорогой Уильям предложил – и я согласился – поделиться и другими историями нашего бессмертного существования. Как мой дорогой мистер Холт уже успел упомянуть, я прожил намного дольше, чем мой возлюбленный, однако смею заметить, что вся моя жизнь заключена именно в самом Уильяме, и все самое запоминающееся происходило и происходит именно тогда, когда мы вместе с ним путешествуем по свету, преодолевая трудности, стремясь сквозь тернии к светлому дню – или же безоблачной ночи, когда на небе сияют яркие и такие далекие звезды. Полагаю, мне не стоит вновь упоминать, что всевозможные обороты речи про сияние солнца над нашими головами и являются всего лишь оборотами речи, не более того. Я особенно расположен к художественному приукрашиванию текста, а потому не обессудьте,