Юрий Никишов

Любовные истории, придуманные Пушкиным


Скачать книгу

мадригалов (сохранившиеся – «Мадригал М…ой», «К. А. Б* * *», «В альбом Сосницкой», «Бакуниной»): часть из них поэт напечатал, другая часть дошла до нас разными путями, минуя печать. Они однотипны по настроению, форму варьируя. По одному варианту поэт сразу берет предельную ноту комплимента, возвысить которую, кажется, уже не представляется возможным; от заключительной строки ожидается разве что отступление, оговорка; но нет: поэт находит-таки возможность усиления комплимента. По другому варианту в комплимент, тоже неожиданно, включается нечто на него не похожее, даже колкость; заключительная строка опровергает предыдущее, все расставляя на свои места. Выбираю именно мадригал в адрес Бакуниной:

      Напрасно воспевать мне ваши именины

      При всем усердии послушности моей;

      Вы не милее в день святой Екатерины

      Затем, что никогда нельзя быть вас милей.

      «Вы не милее…» настораживает, сулит обидеть, но выдержана пауза – и комплимент обретает новое сияние, контрастируя с принижающей оговоркой. Изящный мадригал свидетельствует об искусстве поэта говорить комплименты, но не о глубине чувств поэта к адресату стихов. Соседство мадригала к Бакуниной с однотипными мадригалами к другим лицам подтверждает это.

      Послания «К ней» и стихов о Голицыной оказалось недостаточно, чтобы возродить высокий духовный облик женщины, равный образу незабвенной или соотносимый с ним: образу незабвенной на неопределенное время назначено было угаснуть. Произошло это, возможно, по той причине, что настрадавшееся сердце убоялось пылких страстей, даже если они с положительным эмоциональным зарядом: любовь воспринимается синонимом страдания. Правда, иногда и страдание воспринимается отрадным. В послании «Тургеневу» любовь названа «милой сердцу мукой». Но подобный мотив не поддержан, мука сердца перестает восприниматься «милой».

      В стихотворении «Мечтателю» поэт порицает адресата послания за то, что тот находит наслаждение «в страсти горестной» или, иначе говоря, рад своему пробудившемуся, но неутоленному желанию любить. Поэт не верит приятности такого переживания, считая чувство мечтателя самообманом.

      Поверь, не любишь ты, неопытный мечтатель.

      О если бы тебя, унылых чувств искатель,

      Постигло страшное безумие любви;

      Когда б весь ад ее кипел в твоей крови;

      Когда бы в долгие часы бессонной ночи,

      На ложе, медленно терзаемый тоской,

      Ты звал обманчивый покой,

      Вотще смыкая скорбны очи,

      Покровы жаркие рыдая обнимал

      И сохнул в бешенстве бесплодного желанья, –

      Поверь, тогда б ты не питал

      Неблагодарного мечтанья!

      Подобная страсть губительна, потому что человек не властен над ней, напрасны даже мечты о возвращении покоя, напрасна мольба:

      «Отдайте, боги, мне рассудок омраченный,

      Возьмите от меня сей образ роковой;

      Довольно я любил; отдайте мне покой…»

      Но мрачная любовь и образ незабвенный

      Остались вечно бы с тобой.

      Такое