подозвала скакуна и одним махом вскочила на его спину. Джигетай, немолодой уже, но крепкий жеребец с тарпаньей примесью, был помельче обычного степняка, однако резв и послушен. Быстрой рысью три прознатчицы направились прочь, подальше от пути, которым шло войско ксая Булуна.
Степь летела им навстречу, седая, в темных проплешинах пожарищ, в рябинках сусличьих нор. Цокот копыт сливался с криком птиц, с треском взлетавших прямо из-под конских ног потревоженных кузнечиков. И над всем царил тонкий и горький запах полыни и ковыля.
Бескрайняя степь, трава высотою мало не в человеческий рост и табуны диких коней. А в чистом синем небе кружили соколы. Больше ничего и никого вокруг.
Да, степь-то была родная, но береженого боги берегут. Поэтому девушки долго гнали скакунов вверх по перекатам степной речушки, ныряющей из рощицы в рощицу. Та наездница, что оказывалась позади, каждый раз внимательно высматривала, не следит ли за ними вражий дозор, посланный на всякий случай. Но все было чисто.
Увидь кто Зиндру сейчас из встречавших ее прежде – не узнал бы. Из тощей, кожа да кости, девчонки она за два лета стала настоящей воительницей-эорпатой[23], крепкой, налитой силой. Раздалась в плечах, а доспех сейчас туго жал юную налившуюся грудь. Да и лицом стала не просто старше, но краше.
Доспех-то был прост: панцирь из пластин конских копыт, напиленных ею своими руками в зимние вечера. Этот «лошадиный набор», отшлифованный на песчанике и нашитый на дубленую конскую же шкуру бычьими жилами, не так красив, как бронзовый или железный, но не хуже его держит удары мечей и стрел. Перетягивал его широкий пояс турьей кожи с медными бляхами – подарок Аксианы прошлой осенью, когда Зиндра отбила наскочившего на замешкавшуюся предводительницу ошалелого бродягу.
Зиндра горделиво усмехнулась, вспомнив, как ватага разноплеменных изгоев решила выбить «трусливых баб» из их селения и самим его занять. Большое же разочарование этих бродяг ожидало! Впрочем, для женского воинства дело тоже оказалось не таким легким и победным, как мнилось ранее, когда голова шла кругом от мыслей об амазонках-«мужеубийцах», об их древней славе и почти божественной неуязвимости…
Самое главное – не бескровным оно оказалось.
Улыбка Зиндры померкла. Девушка опустила руку к бедру, ища прикосновения оружия, чтобы утешиться им, успокоить душу.
В ладонь тут же, как морда верного пса, ткнулось бронзовое навершие: добрый меч, с которым она упражнялась каждый день, никуда не делся, он плотно сидел в ножнах. Зиндра мимоходом погладила его и совсем с другим, щемящим чувством приласкала то, что висело на поясе рядом, – грубоватый короткий кинжал на роговой рукояти. Он был выкован бродячим кузнецом-дарганом из того самого серпа, что унесла она из руин Конской Гривы…
Кинжал – свидетель: вместо Зиндры родилась Варка. И она, новая, превыше себя прежней!
Шутка сказать, она теперь Лунная Дева – из тех, о ком рассказывают предания и легенды, повторяемые зимними вечерами у очагов.
И с ней ее подруги. Ее сестры по мечу и по этой