лежит Вавилон,
мёртвым уже не сказать,
как развращали страну,
как изводили народ,
как обокрали казну,
как создавали господ:
бывший вчера козопас —
ныне хромой ростовщик
алчности камень припас,
для озверелой пращи;
выстрелит скоро процент
и земледелец падёт,
в звонах разящих монет
смерть откупщик приведёт, —
двор улетит с молотка,
станет рабыней жена
и дорогого платка
чья-то коснётся рука,
будет наложницей дочь,
сгинет в безвестности сын, —
мёртвым уже не помочь,
но и не дать жить живым, —
новых властителей дом
зарится златом чужим… —
Так погибал Вавилон, —
так вымирают миры.
Быль не узнать, коли лгут, —
правде изрежут хребет,
как разжигали войну
скроет загадочный бред.
Башни растут и сейчас, —
всех вавилонов не счесть, —
выбор всегда есть у нас,
только осталась ли честь?
Миротворцы
А мы, по жизни, – миротворцы! —
ещё и в этом русских суть:
у нас цари и царедворцы
все – немчура, евреи, горцы —
нам избирали этот путь.
Скрепя религией и… сердцем,
перекрестившись кое-как,
мы усмиряли иноземцев
и разнимали иноверцев,
как может лишь Иван—дурак,
отдав последнюю рубаху,
задвинув братьям по зубам,
мы за идею шли на плаху,
что палачи, глядя со страхом,
дорогу уступали нам.
Всегда Россия молодая, —
пока не сникла наша речь!
Мы, даже кровью истекая,
несём другим ключи от рая,
весь мiр пытаясь уберечь.
Что было? Что будет? А что ныне с нами,
когда пред глазами плывёт жизни мнимость? —
пытаясь схватиться за Время руками,
мы ловим единственную неповторимость.
А в ней наше счастье и с ней наша мука!
О ней сколько раз изливались поэты? —
но каждый стихал, раз меж ними порука, —
вдовела строка, разрядив пистолеты…
Она пожирает все виды пространства,
она, как дитя на руках, – так не бросить,
без чувства вины, как и без постоянства,
швыряет навстречу нам звёздную россыпь.
К слову
Слово
наш мир не исправит, —
Слово —
усталый Бог,
этой пространной яви
Слово подводит
итог.
К слову,
к чему лукавить, —
словно тянуть за хвост, —
славу бесславную
славить? —
Слово не выйдет
в рост.
Будет иное
время,
силы иные
взрастут,
новью