стало ее, козу безгрудую. С Николай Степанычем самой пришлось объясняться. Наврала аккуратно, как Верка велела: что она внезапно заболела, женские дела, то да се – но он не поверил, ясное дело. Умный мужик, просто ясновидящий: мельчайшее вранье влет раскусывает, хотя самой невероятной правде верит. Возмутился, конечно, но ей ничего не сказал: Нина-то сама в чем виновата? С Веркой сам будет разбираться. Придет она к следующему рейсу, натраханная до посинения, пык-мык – он ей и устроит небо в алмазах!
Пассажиры все еще ползли мимо, теснясь и толкаясь в узком проходе салона.
Господи, ну почему они все такие дохлые… – вздохнула Нина, глядя на хмурые лица, превращенные в каких-то синюшных мертвецов резким и ненатуральным светом плафонов. – И злые, злые все, как с похмелья. Можно подумать, умрут от того, что на пятнадцать минут позже свои зады по креслам распихают! Не соображают, что время вылета не от них зависит и даже не от нас, и раньше все равно не выпустят. А эти – словно за три часа не насидятся, не хотят лишних пять минут у трапа воздухом подышать. А я что – виновата, что плюс ко всему еще и борт оказался не подготовленным?! Итак как папа Карло молотилась, пока на все восемнадцать рядов свежие подголовники натянула. В одиночку. Так вот одной и придется со всем хозяйством горбатиться, пока Верка со своим шофером на чистых простынях барахтается… Хотя что он сможет-то – после рейса, прямо из кабины… – против воли Нина неприлично хохотнула.
Та плоская лахудра из отдела перевозок до опущения матки у трапа разорялась, что пассажиры задержаны. Теперь сами ползут с кислыми рожами, точно уксуса напились. Ты им – добрый вечер, а они тебе… Из всего салона один только нормальный человек нашелся, который улыбнулся приветливо: высокий такой, в черном кожаном пальто, с дипломатом. Куда-то в конец прошел, налево – место "А" или "Б".
Нина опять улыбнулась по-настоящему, вспомнив приятно сдержанные черты суховатого лица.
Она, конечно, не героиня американского триллера, к тому же в российском самолете не то что перепихнуться быстро – даже поговорить по-человечески негде. Но посмотреть, помечтать и даже… даже пофантазировать – это она любила, хотя и не признавалась в этом самой себе, не говоря уж о подругах…
А мужчина приятный. Сколько ему?.. Тридцатник с небольшим, около того. Да, неверное, так. А ничего мужчина, очень даже…
Нина машинально подобралась, одернула и без того предельно короткую юбку, распахнула китель, чтоб торчала вперед натянувшая блузку грудь. Она знала, что это место ее тела природа сделала не самым удачным: груди у нее были не то чтоб совсем уж маленькие, но какие-то широкие и короткие, как две полукруглых плошки, к тому же еще и росли почти по бокам, далеко друг от друга и смотрели в разные стороны, так что вообще никакого реального впечатления не создавали. Но Нина носила специальный бюстгальтер с силиконовыми вставками, корректирующий и совершенно меняющий форму бюста – истратила на него, конечно, уйму денег, но ни разу не пожалела. Ни один