Благая Судьба!
– О, будды и бодхисатвы! – воскликнул И Ван. – Помогите нам творить добро и не дайте случиться худу!
– Вперед, и с песней! – заключил Чанба, и возглавил шествие.
Глава 4,
в которой появляется таинственный спаситель
Либурна покинула Пирей с первыми лучами солнца и двинулась на юго-восток, стараясь держаться глубин Внутреннего моря,[22] не залезая в толчею Архипелага. Однако ночевать приходилось на островах: командир либурны выискивал до темноты укромную бухточку, и корабль вставал на якорь. А в предрассветных потемках снова выходил в открытое море, ложась на прежний курс.
Самая долгая остановка вышла в гавани Родоса, где команда Скирона крепила расшатавшуюся мачту, а преторианцы с ханьцами обозревали лежащего Колосса – исполинское изваяние в семьдесят локтей[23] высотою. Впрочем, высоту монумента следовало измерять раньше, когда это чудо света вздымалось у входа в порт, изображая бога Гелиоса – стройного юношу с лучистым венцом на голове. Увы, вздымалась гигантская статуя менее века и рухнула после хорошего подземного толчка. На паре белых мраморных постаментов остались торчать гигантские ноги до колен, а само тело бога солнца, покрытое бронзовыми листами, глыбилось на песке, вот уже триста лет служа пристанищем чайкам, из-за чего зеленая патина была испещрена белыми кляксами и разводами.
Статуя поражала своими огромными размерами даже теперь, когда впору было мерить ее в длину – одному лишь Гефестаю удалось обхватить палец бога солнца руками, так велик оказался перст.
Породив моду на колоссальные скульптуры, родосцы и сами понаставили их немало, увековечив и Геракла, и Аполлона, и Зевеса с Афродитой, но суровый Скирон не дал времени на экскурсии – ближе к полудню либурна отправилась в путь.
Преодолев Ликийское море, пройдя меж берегами Киликии и Кипра, корабль причалил в порту Антиохии Сирийской, именуемом Селевкия Пиэрия.
«Морские ворота» Антиохии открывались не в гавань, а в устье реки Оронт, выносившей в море свои мутные воды. Вдоль всего берега тянулись пристани, каменными молами продвинутые на глубину. Сотни кораблей стояли пришвартованные, иные медленно отваливали от причалов, распуская паруса, и тут же от массы судов, бросивших якоря на рейде, устремлялись пузатые «купцы», спеша занять освободившееся место.
За лесом качающихся мачт виднелись улицы Селевкии, уступами спускающиеся с утеса к реке – на солнце белели колоннады храмов и стены плоскокрыших домов, серели мощные башни, а пышные садики глянцево блестели, клубясь зелеными облачками.
У самого берега тяжело расплывались приземистые склады, крытые черепицей и окруженные портиками. Между их широко распахнутыми воротами и сходнями кораблей сновали вереницы рабов-грузчиков. Тарахтели телеги, нагруженные пирамидами бочек, штабелями бревен, обтесанными глыбами мрамора, грюкающими амфорами с вином или зерном. Размеренно ступали полицейские-вигилы, охраняя покой мирных граждан, суетились портовые чиновники, купцы принимали и отправляли