как в большинстве школ, и детей поощряли забывать разницу между обучением и игрой. При изучении ранней истории Америки, например, дети переодевались в костюмы той эпохи и их учили прясть пряжу, ткать ковры и писать птичьим пером.
Но Бобби выбрал путь – шахматы, и всё, с ними связанное. Он уже обнаружил свой талант и был принят в «Коммьюнити Вудворд» с пониманием, что научит других учащихся шахматам, а также по причине его астрономически высокого IQ=180.
Ярким пятном его социального и физического развития в этой школе стал момент, когда Бобби приняли в бейсбольную команду, и он начал выбираться из защитной скорлупы. Он влюбился в игру, мог слышать рев толпы из расположенного неподалеку стадиона «Эббетс Филд», домашней арены для «Бруклин Доджерс», когда был в школе или дома, и даже вместе с классом иногда посещал игры. У него получались перемещения по площадке и подача, но хотя бегал он быстро, для роли раннера на базе ему не хватало координации. «Он подогрел интерес к шахматам в нашей школе», – позднее говорил один из учителей. «Он легко обыгрывал любого, включая шахматистов факультета. Не важно, во что он играл – будь это бейсбол или теннис – ему важно было быть первым. Если бы он родился рядом с бассейном, стал бы чемпионом по плаванию. Но так уж получилось, что под рукой оказались шахматы».
Однажды Бобби взлетел по трем пролетам лестницы в безопасность своего дома только для того, чтобы никого там не найти. Джоан еще не вернулась из школы, оставшись в Биологическом клубе; Регина была на курсах, затем ей предстояло чтение в библиотеке, а после – ночная смена. Он нашел записку на стуле в кухне, написанную на листке книжки синего цвета «на пружинках»:
Дорогой Бобби – съешь суп и рисовую кашу. Молоко в холодильнике. Я буду после 3-х, заброшу продукты и вернусь на курсы. Люблю, М.
Оставаться одному для Бобби было привычным делом с тех пор, как Регина почувствовала, что может оставлять его без надзора, и это постоянное одиночество послужило катализатором для еще более глубокого погружения в шахматы. Когда он сидел с раскрытой шахматной книгой, часто – за кухонным столом, на котором стояла шахматная доска, фигуры становились его друзьями, а книга – учителем. Но ни одиночество, ни учение не давались ему легко. Он хотел бы иметь друга, другого мальчика, с кем можно было бы играть и делить приключения, но, так как шахматы уже занимали бо́льшую часть его времени, интересов и мыслей, гипотетический друг должен был не только уметь играть в шахматы, но играть достаточно хорошо.
Какая-то сила заставляла Бобби изучать секреты шахматной доски, и это занятие приковывало его внимание на многие часы. Он радовался, когда блеск зимнего солнца переставал отбрасывать ломаные тени на стены кухни, они мешали ему думать. Когда сестра Джоан или мама Джинни – как ее звали друзья – возвращались вечером домой, в сумраке они иногда видели Бобби, который не озаботился включить свет, сидящим за шахматной доской, весь в мыслях о тактике и стратегии.
Но