в сторону. Венди возлежит на подушках с бокалом чего-то явно алкогольного в руке. – Привет. Проходи, чувствуй себя как дома, – приглашает меня хозяйка, – Что будешь пить? Венди действует на меня как анти-реклама алкоголя. Если раньше я считала своим долгом в компании подружек опрокинуть по бокальчику мохито, то теперь одного взгляда на англичанку хватает, чтобы воспылать страстной любовью к зеленому чаю. – Какой-нибудь сок. – Да, ладно! Возьми вон Джек Дэниэлс в баре. Не строй из себя скромницу. Все знают, что русские пьют. – Ага, а все англичане играют в крикет. Где твоя бита? Я наливаю таки себе скудную порцию виски, потому как выдержать общество этой стереотипно-мыслящей девицы без должного допинга не представляется мне возможным. – Молодец, – одобряет Венди, пропустив замечание про крикет мимо ушей. Она привычным жестом запрокидывает в глотку свою порцию алкогольного месива и, пополнив бокал, заводит какое-то путанное повествование о походе в местный ночной клуб. Я делаю вид, что слушаю, мысленно упрекая свою мудрую половину за отказ от ужина при свечах с мужем этой тусовщицы. – И вот мы все в пене, я ползаю по сцене, а Марк.. Ты же знаешь Марка? Я безразлично киваю, силясь разглядеть в коричневых глубинах дно бокала. Когда же все это кончится? Венди, однако, не собирается выпускать из рук микрофон. Завершив сагу о пенной вечеринке, она седлает своего любимого конька по кличке «папенькины деньги». – Я сейчас покажу тебе, – угрожает она, неуверенно выкарабкиваясь из груды подушек, – Папино яйцо. В английском варианте это смелое заявление лишено двусмысленности. Яйцо, так яйцо. Венди, ступая по полу с грацией неопытного канатоходца приближается в висящей на стене картине, намалеванной каким-то бездарным абстракционистом. Она, как полагается героине старого английского детектива, снимает холст со стены, оголяя металлическую дверцу сейфа. Не выпуская из левой руки бокал, она набирает пальцами правой какую-то длинную комбинацию. Видимо, пяти пальцев ей на это важное дело не хватает, она пытается задействовать еще парочку. Оставшиеся в меньшинстве большой и указательный отказываются выполнять задачу по удержанию стеклянного сосуда, и бокал с остатками коктейля разбивается о пол. – Shit! – чертыхается Венди, – Светлана, помоги мне. Я нехотя приближаюсь. – Подержи дверцу. Вот так. Теперь нажми сюда. Я машинально следую указаниям. Венди извлекает из металлической коробки поражденный какой-то экзотической курочкой Рябой эмбрион цепленка в белой матовой эмали с золотистым орнаментом. Красивая, но бесполезная игрушка. – Платина, золото и брильянты. Раньше у него внутри был сюрприз, какая-то фиговина, – поясняет хранительница этого сокровища, – Но его потеряли до нас. – Красиво, – спокойно одобряю я, разглядывая яйцо. Венди разочаровывает недостаток эмоций с моей стороны и она, обиженно сложив губки, возвращает овальный раритет на постамент. – Ты не разбираешься в искусстве, –
