по маршруту – «спальное помещение с двухэтажными койками – Ленинская комната с газетами и шахматами-шашками».
Наше слоняние объяснялось тем, что солдатам нельзя нарушать «установленный уставом порядок», то есть нельзя присесть на свою койку. Нерушимость рядов подушек и плоских поверхностей одеял на койках – это фетиш, это вещественный образ смысла воинской дисциплины и может быть, даже главный результат боевой и политической подготовки.
Выглядели эти ровные ряды довольно пристойно и кому-то казались красивыми, но, скорее всего, они чем-то напоминали могильные плиты на каком-нибудь воинском захоронении.
В Ленинской комнате можно было бы почитать газету, но свежую прессу, полученную вчера вечером, писарь роты еще не подшил. Шахматные и шашечные доски заняты более авторитетными старослужащими. Читальный зал библиотеки открывался только после обеда.
Времени до обеда оставалось так много, что этот отрезок в три-четыре часа казался вечностью. Нам все еще казался пыткой армейский режим питания. Просто-напросто никому из нас не хватало еды. Голодный червячок начинал бушевать в животе и требовать своей порции. А припрятанный кусочек хлеба съедался быстро и почти безрезультатно.
Короче, за окном мороз, но в казарме довольно тепло. В наряд вечером идут человек восемь и не в караул, а на кухню. Так что жизнь пока не повернулась к нам суровой стороной, считай, еще один день можно вычеркнуть из тех тысячу ста, которые нам предстояло отслужить.
И вдруг в роту вошел старшина и скомандовал: «Рота, становись!».
Нам объявили боевую задачу. На подъездных путях выставлен вагон с углем для котельной нашего батальона. Сегодня его надо разгрузить, так как грядет конец года, а иначе на нас наложат большой штраф за простой вагона.
Мы люди подневольные, построились и «шагом марш» – пошли с лопатами и ломами наперевес. Через полчаса мы уже «пахали» – открывали нижние люки вагона, а высыпающийся уголь откидывали из-под колес в две больших кучи по сторонам пути.
Хорошо, что в армии везде проявлялся уставной распорядок и как бы мы не орудовали лопатами и ломами, но через пятьдесят минут работы объявлялся перекур-перерыв для десятиминутного отдыха.
Мы рассаживались вокруг вагона, курящие вытаскивали свои сигареты и приступали к священнодействию. А некурящие сидели просто так и тоже старательно отдыхали.
Если бы старшина был курильщиком, то, возможно, тоже бы сидел и пускал дым к небесам. Но он не курил, и его понемногу начинал донимать мороз, а впереди-то уже маячил новогодний праздник.
Поэтому наш военачальник начал обходить вагон и проверять выполненную работу – хорошо ли зачистили уголь с полотна между рельсами, далеко ли отбросили топливо от вагона, и нет ли нарушения габарита.
Обнаружив некоторые незначительные нарушения, а как без них, ведь мы остановились для перекура, а не для окончания работы. Старшина показал нам