«делёнь-делёнь!» со двора.
Это мусорщик с погремком шёл вдоль пятиэтажки.
Вслед «Горьковская Автозаводская» подтягивалась.
Воздух всего двора сдался её мусорному зловонию.
Из квартир сходка с вёдрами началась.
В кузове ГАЗа среди смрадного живогнива блестела винтовая спираль, прессовая мышца огромной и свежей силы.
Двое рабочих с лопатами утыкивали народные приношения под её давильню.
Протолкавшись к кузову, Надя отдала рабочему свои вёдра.
Быстро и добросовестно он выбил их о борт.
С пустыми вёдрами Надя стала пробиваться наружу из наседавшей толпы.
Hа третьем этаже двое мужчин стояли возле электросчётчиков.
Старый и молодой.
Старый вертел в руке записку с адресом, сверял с номерами квартир.
– Здравствуйте, дядя Шура! – громко сказала Надя. – Наконец-то!..
– Привет! – отозвался старый. И осмотрел её с ног до головы.
– Я Надя! – представилась зачем-то она. – Лёвушкина жена… И я вас только завтра ждала!..
– Завтра ему поздно! – багроволицый, плотный, с серо-стальными, широко разведёнными по краям лица глазами, дядя Шура кивнул на молодого. – Это Фогл!.. По Лёвкиному вопросу!..
– Очень приятно! – Надя подняла глаза на гостя и покраснела. – Спасибо Вам!..
Гость был Аполлон: плечи, грудь, икры, вьющиеся волосы на большой голове – всё какое-то выставочное, восклицательное. И смотрит на тебя так… точно с ладони на ладонь перебрасывает.
Вошли в квартиру.
Вьетнамский бамбуковый «дождик» отделял прихожую от гостиной.
– Я виновата, не направила Лёвушку по верному пути! – зашептала Надя, слушая, что там, за бамбуком. Не идёт ли папа из комнаты.
Папа не шёл. Вообще никак себя не выдавал.
– Поддержала, когда из цеха огнетушителей уволился, – шептала Надя, – потому что там никель, а у Лёвушки лёгкие слабые! Это было давно, ещё Витька не родился! Лёвушка тогда приходит и говорит: «Я женскую обувь шить буду!» А я ему: «Давай!» Не знала, что это с торговлей связано…
– На! – перебил дядя Шура. – Сыну конфеты! – протянул бумажный кулёк. – И это… покажи мне Витьку!..
– Сейчас! – засуетилась Надя. – Он во дворе бегает!..
Кинулась было к двери… но… не с кульком же конфет во двор.
– Чем это пахнет у вас? – принюхался дядя Шура. – Мастика?.. Я дышать тут не смогу!..
– Мастика, да!.. Лёвушка взялся паркет класть! И не закончил!..
– Все планы сбили мне! – наклонившись так, что живот выкатился до пола, дядя Шура стал расстёгивать сандалии. – Думал квартиру на Кишинёв менять – к вам поближе!..
При разговоре он сопел астматически.
И обильным потом обливался.
Молодой гость дождался, пока он разуется, и пошёл за ним не разуваясь – в бамбуковый дождь.
Окно в гостиной оголилось без занавесок.
Солнца было столько, точно каша из горшка сбежала.
Худенький папа в измелованной рабочей одежде сидел спиной к вошедшим. Возился над битумной темнотой пола.
Он не обернулся на голоса, и Надя решила: так лучше.