из двуколки.
Смотрю: Шурка на голубятне.
Я ему: ты кого тут высматриваешь в темноте?
«Никого!» – он покраснел как рак.
Двуколка отъехала от нашей калитки, и тогда Шурка спрыгивает с крыши и говорит: ого! ну ты и отхватила кавалера!
Оказывается, это был сам Иосиф С(тайнбарг).
Лесозаводчик. Hаш спаситель.
Который убьёт нас, если увидит наши борти в лесу.
Вот никогда бы не подумала.
4
«Сам Иосиф С(тайнбарг)». 1933.
Год назад Шурку выгнали из гимназии, и лесозаводчик Иосиф С. поехал хлопотать за него в Бухарест.
Шурка бандит, но до сих пор ему сходило.
Даже когда он до полусмерти напугал дочку городского головы: наловил речных жаб и забросил ночью в её окно… и то ему сошло – из-за его ангельской внешности.
Но недавно его (вместе с двумя дружками) выгнали из гимназии.
За стишок[6], что они декламировали на перемене.
Их подслушал П.К. Будеич, профессор по катехизису, проходивший по коридору.
Оказалось, это надругательский стишок.
Об этом даже в газетах поместили: «Молодые еврейские недоумки из Оргеева надругались над румынскими святынями!»
И хотя Шурка клялся, что они и слова такого не ведали («над-ру-га-ться»), и что стишок этот во весь голос распевают бранештские крестьяне на рынке, ничего ему не помогло.
M-me Angel осталась непреклонна.
«Неграмотным крестьянам на рынке – можно!.. – объявила она Шурке. – Но – вот разве что крестьянам! И притом – румынским!..»
И подписала бумагу об исключении.
Мама была не в курсе.
По утрам Шурка «уходил в гимназию» с сумкой учебников. Гонять голубей на окраине.
Он умолял не выдавать его.
Я бы не выдавала, но мне приснился сон: цыгане приманивают его в лес.
Ещё бы. Такого херувимчика.
Проснувшись в слезах, я объявила, что не буду больше хранить секрет.
Шурка встал в дверях, но я оттолкнула его.
Тогда он говорит: ладно, я не буду уходить на окраину.
«А куда? – вздохнула я, вытирая слёзы. – Где тебе околачиваться, в самом деле?»
По правде, я сама не могла придумать, куда ему идти.
От безысходности он поплёлся в Талмутойрэ (религиозная школа). Хоть там и не дают аттестата.
Но через несколько дней я приметила, что грудь и плечи его обожжены солнцем, а на руках плесень и смола.
Оказалось, он ходит к мануфактурщикам Тростянецким.
У них гостил женатый сын из Праги, студент-социалист.
Молодёжь роилась вокруг него.
Он запретил папаше нанимать крестьян, но привлёк молодёжь для очистки колодцев и дробления винограда.
Я искала повод увидеть его.
Он оказался малого роста, но с калачовой мускулатурой.
Жена его, девочка по виду, была на сносях.
…И тогда к нам явился Хасилев-старший (отец другого недоумка). С кипой бумаг.
«Ура, мы спасены! – объявил он маме. – Сам лесозаводчик Иосиф Стайнбарг едет в Бухарест – хлопотать за наших балбесов! Знаете, какие у него