потянуло холодом и сыростью. Евдоким, заглянув в проём, спросил:
– Очаг-то там хоть есть?
– А как же, – ответил подошедший Лунь (лупоглазый), – огонь горит по ночам всю зиму.
– Дым-то куда выходит?
– Вон, в том краю ещё один проём поменьше есть, по ночам открываем для дымохода.
Не спускаясь вниз, Евдоким закончил ознакомление с зимовьем со словами:
– Сыро сейчас там, ну да понятно, что к зиме проветрится и просушится – жить можно.
Во время осмотра зимовья Лунь шепнул Евдокиму:
– Сиплый что-то замышляет, будь осторожен.
Спустившись к кострищу, разбойники начали шептаться, поглядывая на Евдокима, который ушёл к ручью, вроде как утолить жажду. Он долго стоял на коленках возле воды, изредка припадая к живительной влаге. При этом один из пистолетов с взведённым курком держал наготове у живота. Когда Евдоким услышал за спиной приближающиеся шаги, резко развернулся и выстрелил в грудь Сиплого, замахнувшегося топором. Тот рухнул и, подёргавшись в конвульсиях, замер. Евдоким, стараясь держать невозмутимый вид, подошёл к кострищу, обвёл взглядом всех присутствующих и с укоризной произнёс:
– Я же предупреждал, а этот не понял. Может, ещё будут желающие причесать меня топориком?
На некоторое время повисла тишина, которую нарушил новоиспечённый душегуб:
– Тогда идите, закопайте дружка вашего бывшего, а потом подходите совет держать.
Разбойники безропотно поднялись и побрели к ручью. У Евдокима не всё так просто было на душе – его подташнивало, а неведомый голос как будто шептал в правое ухо: «Зачем ты это сделал – убить человека – большой грех». Зато в левое ухо кто-то напевал: «Молодец, так и надо. Чем злее будешь и больше душ загубишь, тем раньше в царство сильных вступишь».
Через некоторое время разбойники вернулись и молча расселись около кострища, напряжённо вглядываясь в фигуру человека, только что убившего их подельника. Евдоким, уловив подавленное настроение ватаги, медленным голосом начал:
– Все вы понимаете, что если будете жить как раньше, то долго не протянете. А я обещаю наладить дело так, что всего будет вдоволь и погуляем мы по белу свету ещё немало годков. Для этого требуется беспрекословное подчинение – любое непослушание буду карать жестоко. Готовы ли вы признать меня своим атаманом?
Разбойники наперебой, но все без исключения, выразили согласие. Евдоким продолжил:
– Я сейчас ухожу, но оставляю вам хлеба и денег. Завтра с утра поодиночке расходитесь по деревням, дорогам, кабакам, что имеются в округе. Нужно найти людей, готовых пополнить ватагу, узнать – в каких домах имеются ружья, купить соли и пропитания всякого. Послушать, что говорят о солдатах, отряжённых на поимку нашего брата, и разузнать всё, что пригодится делу разбойному. Через две недели возвращаемся все сюда и решаем, что будем делать дальше. Всё понятно?
Разбойники, почувствовав, что их новая жизнь начинается с хлеба и денег, одобрительно зашумели.
Евдоким вернулся на заимку и ещё неделю пожил беззаботно в женских ласках да со