велел посетить окулиста этажом ниже и скрылся с глаз решать вечный для русских врачей вопрос: «быть или не быть». В итоге, принц датский предпочёл второе сразу для всех…
Бабульки только руками вслед махнули, разочарованно качая головами и солидарно друг другу поддакивая. До последнего мне было непонятно, как они сдружились, если одна из них была глубоко глухая. Однако часами толковали сидя на одной кровати, читая по губам, и перемалывая всю свою жизнь, которую Кира могла с приколами процитировать наизусть.
– Вот ведь, Кирочка, и на платном отделении так было, и на бесплатном! Что за жизнь у нас такая проклятая?! – негодовала глухая старушка, похожая на мультяшную сову с синяками, словно нарисованными вокруг серых глаз махаонами.
– Не говорите, Нин Васильевна, – напрасно повышая голос, чуть саркастично поддержала Кира, – Сталина на них нет.
В кабинете у окулиста, заполошной артистичной дамы в летах и роговых очках почему-то царил тёплый-ламповый полумрак. Тем не менее все разнокалиберные буквы, начинающиеся на неприличные теперь «Ш и Б» я различила, успешно повела глазами за её пальцами и легко скосила их. Вчерашний шоковый эффект перекошенного черепа и зрительного нерва бесследно рассеялся. Я видела, как и прежде хорошо. Пока брела в поисках нужного кабинета по длинному отделению нейрохирургии, состоявшему из двух частей соединённых коридором с кабинетом заведующего, подметила его оригинальное имя на табличке «Филипп Филиппович Алексеев» и вереницу ещё более ужасных людей с покалеченными головами, будто с фронта. Один из страдальцев, самый страшный, буро-багровое вздутое лицо которого, словно в маслобойню попало, надел на себя идеально гармонирующую футболку с принтом монстра-вервольфа и, как кукушка из часов, выныривал из своей палаты всякий раз, когда я проходила. Я всё больше поражалась своей непривычной безразличности – хоть убей, не пугалась и не чувствовала себя в квесте с кошмарами.
– Вот это да! Фантастика! – аккуратно держа в профессиональных руках моё лицо и оттягивая вниз нижнее веко, восхитилась глазная докторица с блестящим диском на лбу, – Зрение на месте! И глазки на месте! Не выбило!
– Чем?! – немного оторопела я, отвлёкшись от своих мыслей.
– Так ветками или камнями. Терапевт тут всех нас шокировал вашей историей про девятый этаж и спасительные кустарники. Обалдеть! Всё на месте! В рубашке, у Христа за пазухой родилась…
– Нет, в прошлом году я на ровном месте разбилась так что… Это мама, мой ангел… Ладно, спасибо, если всё, я пойду.
– А, да, конечно. Отдыхайте, поправляйтесь!
Я медленно пошла обратно на наше извилистое отделение, задерживаясь у окон с тягучими мрачными мыслями. Надо же, они поснимали с десятков окон всего пятого этажа рычаги, чтобы невозможно было их открыть нараспашку! Будто бы уже кто-то безнадёжный в расстроенных чувствах здесь выбрасывался. Возникло сомнение