нескончаем и даже, казалось, с запасом,
не на одну… Сыновья вырастали, и дом
укоренялся в подпочву чужую прочнее,
чем в роковую родную, что тянет с трудом
нищенский, кровью повязанный комплекс идеи.
Но это только казалось, туман или смог
сгинет, подует лишь ветер да солнышко встанет —
слыть объективным за 70 проще, чем в срок,
только что спущенный промыслом зрелости ранней.
Если же трезво – кончается лето, а там
осень свои подобьет ключевые итоги,
хрупкая сущность расколется напополам —
в до или после заветной прощальной эклоги.
Жизнь, спотыкаясь, еще по инерции шла,
но и когда вдруг повеет наитием свежим —
разве объедки какие с чужого стола,
а вдохновенье все реже, и реже, и реже.
Память, что старый дуршлаг, только дыры крупней,
как с корабля обреченного валятся мыши —
голый костяк облысевший, край леса из пней,
а голоса с ниоткуда все тише, и тише.
Вот и сейчас на закате сижу на краю
кромки морской, где прибой ненавязчиво движет
стрелки незримые, что-то пишу ли, таю,
а расставанье все ближе, и ближе, и ближе.
Стерлись рубцы поражений, улыбки побед —
крохи остались, дареные жалкие крохи,
кто-то вот-вот подберется и выключит свет,
что озарил снисхождением горечь эпохи.
К засухе
Я три недели ждал дождя
с травою вместе,
что сохла, еле приходя
в себя в предместье
лишь поутру, когда роса
хоть чуть питала.
Не то, чтоб я ленился сам,
чтоб влаги мало
в слоях глубинных, да смешно
пытаться лейкой
укоротить стихию. Но
случится фейком
чуть тронуть верхние пласты,
с пустячным смехом
пусть люди шепчутся, что ты
мозгами съехал:
«Под тот сушняк – пустой расход
воды, чудило.» —
«А если вправду оживет?» —
«Какая ж сила
нужна! – орут. – Куда попер!
Тут разве речку!
Ты, как всегда, наперекор:
затеплить свечку —
мол, стало б каплю посветлей…
А на хрен, братцы!»
Я три недели ждал дождей,
да не дождаться.
Стихии ль, власти произвол,
толпы зевота…
Но лью, пишу, хотя бы в стол —
ну, должен кто-то.
Задами эпоса
Эпос, не эпос – итог
грустных, увы, созерцаний,
не до иронии вовсе
той, что со-спутник сложил.
Муза скупая моя,
тормози, не давай размышленьям
сбиться на менторский лад —
на героику лиру настрой!
Как тут, когда второпях
прет такое смещенье понятий
о героизме, какие
трагедии –