про боль, тащусь за словом,
чтоб ритмы затянули снова,
прощальной музыкой звуча.
«…без божества, без вдохновенья…»
Прощайте – мне чудится, что я у ваших ног, сжимаю их, ощущаю ваши колени…
Почти два столетья… Кто вспомнит о Керне —
так, был генерал как собачка при ней.
Насколько же классика ярче модерна
по духу, настолько по плоти скромней:
домишко не очень, а что об аллее
сказать – то всего-то шагов с 50.
Зато горизонт становился светлее,
лишь тайный огонь полыхнул невпопад!
Загадка ж малевичского квадрата
проста – плоскостопие будничных дней.
Но как без романтики жизнь скуповата,
так приспособленье пошлей и подлей,
чадит себе тускло в запое, в засилье
чиновных, охранных лоснящихся рож.
Ему не расправить подрезанных крыльев,
хотя и свалить за кордон невтерпеж
от этой «великой», от этой «могучей»,
как грубо сколоченный Ноев барак,
обернутый сетью родимой колючей
по контуру, что замыкает общак
на том семихолмье, что к третьему Риму
причислил себя, не пытая о том,
что первые два, проскользнувшие мимо,
куда попрочней – а туда же, на слом.
Модерн, вроде, вызов, но там ни листочка
живого, хотя бы сиреневый куст
от Врубеля! Контуры, линии, точки —
мол, внутренний мир… Как однако он пуст.
Когда б Сирано с неприклеенным носом
за шпагу и Телль натянул тетиву!..
Сентябрь на закате, тяжелые росы
накрыли сухую по лету траву,
чтоб, отзимовавши, очухалась к маю,
пустив хоть бы поросль от старых корней.
Надежды серьезной и я не питаю —
чем старше, запросы скромней и скромней.
Но как впереди ни туманно, ни пусто,
в прагматике арта глубокий застой —
романтика светом пронзает искусство
совместно с любовью, своею сестрой.
В Михайловском пусть ей обыденным фактом
питаться – страстинкой двух тел молодых,
но лишь колокольчик прощальный по тракту —
вослед напоенный поэзией стих.
А без божества, как и без вдохновенья —
смещенье заведанных координат:
от голого разума вкупе с уменьем
скандалит безжизненный, черный квадрат.
Служение
Зачем же плачет даль в тумане,
И горько пахнет перегной?
Опять березы и осины
толпятся в черном у крыльца —
очередные годовщины,
и речи, речи без конца.
В «служении литературе»
какой-то выспренний запал —
а просто следовал натуре
и, как сказалось, так сказал
под интонации Шопена,
разбросанные второпях.
Весна