как будто стреляют в нас.
2
Будни, разреженные тайком
полупоэзией ли, полупрозой,
тьма непролазная, баба ли с воза —
только не легче кобыле. Пешком,
благо, чуть-чуть. Задувает ветряк
за воротник, и дыхалка бунтует.
Десять шагов. Не укрыться никак,
не о себе – о семье помятуя.
Чуть не с два века промчавшихся зим
что-то в последней дороге схоронят?
Вместо навоза давно уж бензин —
где ж эти ментики, где эти кони?
В мерзлой стране созерцанье не ах,
чтобы оставить завет поколеньям
как панацею – в долгах, как в шелках,
нет даже места божественной лени.
Бронза отлита уж, но от столпа
Александрийского тот же медвежий
след, те же жертвы и та же толпа
непросвещенная, власти все те же —
чернь подзаборная, с места в карьер
лгать, лицедействовать, хапать готова.
Десять шагов… и последний барьер.
Если б решала не пуля, а слово!
Ах, мы наивные – словно в песок…
все твои бури как светская полька,
разве что тело потянет возок
в Горы Святые. Святые насколько…
3
Как вдруг об этом случилось – не зна…
В буднях, по-прежнему серых и плоских,
с фактов тугих, с воспаленного ль сна
как до меня донеслись отголоски
выстрела дальнего, здешних ворон
лай, а не граянье, как от простуды,
скрежет зубовный, задушенный стон,
словно толчки, что опять ниоткуда.
В том и поэзия вся: от сохи
и до молитвы, кому-то взносимой,
горы любовной святой чепухи
в проблесках смысла, что мимо и мимо…
Кони Айленд
Кони Айленд… Ласковый апрель
наконец-то. Океан в обнимку
с выскочкой-пловцом, что канитель
зимнюю сгребает. Паутинкой
вдоль по кромке скачет детвора,
взрослые колеблются повыше.
И какие их снесли ветра
из халуп, где так скучают мыши…
Что ж, смотри и слушай, занесло
коль самих за злачные пределы,
как ложатся чайки на крыло
в память дальних вод осиротелых.
Это не картинка, не подброс
ушлых журналюг на TV шоу —
это тот же горбится вопрос
судеб, наспех списанных, грошовых.
* * *
Променад на Кони Айленд
что парад:
под прибой, как под гитару,
ходят тройки, ходят пары
врозь и встречь,
не заботясь о проценте,
специфическим акцентом
красят речь.
О крутом каком-то Мише
слух: «Опять в кальсонах вышел
в магазин!»
О его товарке Кларе:
«Что нашел он в этой твари?» —
«Молода,
ну, а что с пустым умишком —
шкурой