сухой и сдержанный Кирпичников готов признать его, по фамилии-то он уж наверняка знал присланного из ЧК нового сотрудника, но беседы с начальником дальше служебных надобностей не шли. Хотя Сеславинский и поддерживал Кирпичникова в главном: тот рискнул привлечь в УГРО прежних сотрудников сыска. Впрочем, после того, как по совместному решению сходняка урок «с политикой» было решено сжечь архив сыскного отделения и архив сгорел дотла, необходимость в присутствии «бывших» уже сомнению не подвергалась, – они по памяти восстановили основную часть архива.
Имена сотен жуликов: квалификацию их (карманник, домушник, медвежатник-килечник, марвихеры, фармазонщики, невиданные никем шопен-филлеры), фамилии, многочисленные клички, «ходки» – когда, куда, за что и с кем из однодельцев, – имена их шмар, марух, адреса малин и проч., проч., – тысячи и тысячи точнейших сведений перекочевали из их припудренных сединой голов, в новый, свеженький архив Петроградского УГРО. Гимназисты, студенты, солдаты, не снявшие еще обмоток, рабочие с окраин, Бог весть как собравшиеся вместе на третьем этаже старинного здания на Адмиралтейском проспекте, с удивлением слушали, как немолодые, солидные люди «ботали по фене», припоминая какие-то события и персонажей, сошедших, казалось, со страниц Шкляревского и сыщика Путилина. И только когда странные и страшные персонажи всплывали вдруг из уголовно-революционной мути, пьяные, накокаиненные, озверевшие как волки, сунувшие лапу в капкан, отстреливающиеся, прикрывающиеся детьми как щитом, – только тогда становилось видно, как эти «старики» и «бывшие» спокойны и хладнокровны, как умелы и разумно бесстрашны. И как выгодно отличаются они от нервной, взвинченной, озлобленной и интригующей массы новичков, сражающихся не только с нарастающим уголовным валом, но еще и между собой, делящих между собой пространство, куски и огрызки власти, влияние и те десять-пятнадцать процентов прибыли, которые перепадали штатным сотрудникам УГРО от денег, возвращенных в казну или ограбленным частникам.
На этом фоне Сеславинский особенно раздражал молодежь – против него интриговать было легко: бывший офицер, да еще прикомандирован из ЧК.
– А хто он, хто, что мы должны ему доверять? – услышал он однажды, войдя в общий зал. Спиной к нему перед десятком «молодых» выступал Александр Ульянов, рабочий-партиец со «Скорохода». – Он с белых офицеров, говорят, корпус какой-то пажский закончил, а мы у него под началом ходить должны? А приказания отдает хто? Кирпичников Аркадий Аркадьич! Тоже из бывших, из старого сыска! Нас партия учит одному: не спрашивай, виноват он или не виноват, не спрашивай, участвовал он или нет, а спроси – какого он происхождения, какого образования, и больше никаких вопросов не задавать!
Сидевшие лицом к Сеславинскому делали Ульянову разные знаки, но тот то ли не замечал, то ли сознательно не хотел видеть, какие рожи строили они, заставляя его обернуться.
– Классовая борьба, как нас Маркс учит, тока начинается, и если мы в своих рядах не вытравим