сам оказался на земле, и вновь клинок несся к его шее.
– Ящерово отродье! Ты реально убить меня хочешь? Меня, к трехногим?! – с горечью воскликнул Рехи, успевая откатиться, невольно набирая в рот каменной пыли. Зато меч Лойэ врезался лишь в перемолотый сапогами песок.
– Да! Тебя! – снова зарычала она, и Рехи окончательно решил, что подружка повредилась рассудком из-за бури. А чем путешествовать с безумной, лучше уж совсем одному. Безумные – это вроде как ожившие мертвецы: оболочка та же, знакомая, а внутри непонятное месиво. И мысли у таких не лучше трупных червей.
– Ты же… мы же… – пробормотал устало Рехи, его охватывала неуместная апатия. Но в в следующий момент в мышцы влилась новая сила, привычная решительность: значит, надо ее убить, чтобы не мучилась и его не мучила.
Рехи решительно двинулся вперед, прицеливаясь для удара уже не по ногам, а прямо в шею. Слишком привык к этому месту, где обычно пульсировало его избавление от голода. Ныне охватил совсем иной «голод», буравивший нутро непривычной пустотой, словно кто-то решил прокопать сквозь него туннель. Что-то давило в груди, будто проглотил тяжелый камень. «Убить Лойэ… Убить…» – эта мысль билась в висках, вызывая яростный протест. Кажется, Рехи согласился бы путешествовать с ней и с безумной. Вот только она…
– Мы же что? Я же что? Любила тебя! Ну? – и вдруг осмысленно и четко: – Ты трус. Ты просто трус. А я не люблю трусов.
Лойэ всегда выбивала почву из-под ног своей холодной рассудительностью. Срабатывало ее непостижимое умение превращаться из дикого зверя в сдержанную «ледяную принцессу» общины. Впрочем, сейчас это не помешало ей встретить удар, и уже в новом стиле, с непривычным спокойствием, отвести клинок в сторону изящным круговым движением, от которого кисть Рехи невольно выгнулась под нелепым углом, не позволявшим выставить защиту.
«Обманный прием?! Проклятье!» – пришло осознание, а через мгновение что-то обожгло бок, вроде левый, если Рехи опять не спутал названия сторон. Да, левый, после ранения в правый обычно гибли на месте, истекая кровью. Хотя она-то брызнула через дыру в тунике в избытке.
– Стерва! Ящерово отродье! Чтоб тебя каннибалы сожрали! – простонал Рехи, отшатнувшись назад. Он проявил слабость, наверное, впервые поддался чувствам, впервые сожалел.
«Поделом тебе, поделом! Ты не имел права ее там бросать!» – вскинулись собственные мысли, хотя они бы больше подошли тому безмятежному чудику. Но вот возникали сами собой слова о расплате, о каких-то понятиях, о которых толковали старики. Вроде до Падения не бросали друзей, защищали возлюбленных. И как так? Рехи-то видел, как матерые воины бросали свои семьи на растерзание ящерам, говорили: «Ну и ничего, если я не выживу, все сдохнут. А так бабу новую найду, детей еще настрогаю». Впрочем, от такого паскудства Рехи самого воротило.
– Лойэ… – вздохнул он, почти проскулил: – Ну, я виноват! Там песок был… Песок…
Лойэ замедлилась, застыла в боевой стойке за несколько шагов. Рехи же зажал ладонью рану, и одновременно