тоже. Хотя еще не сделал окончательно выбор меж двух конфессий.
Он вспомнил таинственные отлучки Марло.
– Темная история. Он был большой авантюрист, – добавил граф. – Вообще нелегко нынче с вашим братом! Пред тем арестовывали Кида. Потом выпустили. Якобы он что-то наговорил про Марло… Под пыткой, конечно.
Он выкладывал подробности с некой лихостью человека осведомленного и гордого своей осведомленностью.
– «О нет, здесь ад, и я всегда в аду!..» – мрачно процитировал Шекспир.
– А что это? – спросил молодой граф несколько растерянно.
– Марло! «Трагическая история доктора Фауста».
– А у него была такая пьеса?
– И есть! – сказал Шекспир. – Но она пока не поставлена.
Позже, уже в Лондоне, Филд, типографщик из Стратфорда, который был решительно в курсе всего в столице, показал ему копию полицейского протокола о драке.
«…Названный Ингрэм Фризер… нанес тогда и в том месте упомянутым ранее кинжалом стоимостью 12 пенсов названному Кристоферу Марло смертельную рану над правым глазом глубиной в два дюйма и шириной в один дюйм…»
Когда Уилл читал это, названного Ингрэма Фризера уже давно выпустили из каталажки.
Давенант пытался представить себе театр Шекспира, каким он может возродиться теперь на том же месте и после всего, что претерпела Англия, и понимал, что все уже вряд ли совпадет с тем, что было.
Конечно, театр должен быть крытый – это Шекспир и его товарищи сами понимали, когда под конец стали чаще играть в здании Блэкфрайерз, на другой стороне реки.
…Широкий прямоугольник, сильно поднятый над полом и будто вызывающе вдвинутый в зрительный зал… Позади крытые помещения. Их замыкают с двух сторон два полукружья: подобье деревянного сарая с узкими ярусами по стенам, обращенными в зал. На самом заднем плане, поперек подиума, длинное толстое бревно, в которое справа воткнут огромный топор, каким в веке XV, да и в XVII рубили головы. Топор, конечно, обращен топорищем к зрителю…
Это видение м-ра Давенанта или уже театр? Мы не знаем. Но если считать, что весь мир – театр…
С боков вглубь пространства сцены тянутся перила моста, уходящего от нас, над перилами – частокол из вздернутых в небо шестов, где на каждом по человеческой голове, давно высохшей и утратившей облик: игрушка, маска…
Прежде чем начать репетицию «Генриха VI», Давенант прочел обращение Гамлета к актерам. Голос его дрожал сперва, и он слышал, как дрожит, – он боялся, что слишком гундосит, и актеры, верно, смеются про себя его дикции… Но после сам почувствовал, что голос обретает силу, и он уже не думал ни о чем…
Прошу вас, произносите эти слова, как я прочел их вам, легко и просто… если же вы будете их вопить, как это делают некоторые из актеров, то я предпочел бы, чтоб городской глашатай прочел мои стихи.
Но будьте во всем пристойны, потому что в потоке, в буре, я бы даже сказал, в самом вихре страсти вы должны соблюдать и сохранять чувство меры, которое придает ей нежность…
Но не будьте также слишком безжизненны, и