причудливом сплетении волшебных трав и растений таились диковинные звери, готовые к прыжку на неведомую добычу. Золоченая нитка хитро свивалась с синей, та с желтой и зеленой, и все это в окружении всевозможных оттенков красного.
– А я-то мыслил, что ты ее супругу своему Ярославу вышила. – И он посетовал: – Негоже оно так-то. Сама ведаешь, где мужней женке место.
– Ведаю, – кивнула Ростислава, помрачнев.
Зрачки ее глаз потемнели от гнева, став почти фиолетовыми, и она отчеканила, как заученный урок:
– В замужестве девица род свой в одночасье меняет, и должно ей с мужем делить все невзгоды честно и пребывать при нем неотлучно, яко в радостях, тако же и в несчастьях. Потому, батюшка, ежели повелишь, вмиг соберусь, ибо вся в твоей воле.
«Да неужто зря я это затеяла, вступившись за рязанского Константина?» – промелькнуло у нее в голове.
– Вся-вся, – раздраженно пробурчал Мстислав. – А я вот и повелю – готовься. Не ноне, конечно, – торопливо добавил он. – Коли я с Рязанью погодить решил, то и тут торопиться неча. Опять же и дожди того и гляди зарядят. Еще завязнешь где в дороге. А вот как снег выпадет, так прямо по первопутку тебя и отправлю. И все! – отрезал он. – И не прекословь!
– Отродясь слова тебе поперек не сказывала, – пожала плечами Ростислава. – Коль велишь готовиться, стало быть, учну готовиться. – И, провожая взглядом уходящего из светлицы отца, перекрестилась: «Вот и еще пару-тройку месяцев отсрочки себе выхлопотала».
Она вздохнула и, чтобы быстрее прогнать от себя грустные мысли о неизбежном возращении в Переяславль-Залесский, вспомнила о том, что именно она насочиняла отцу про события в далеком Рязанском княжестве.
«Вот будет забавно, если мои слова и впрямь правдой окажутся, – невесело усмехнулась Ростислава. – А впрочем, какая разница, кто там убивец, а кто страдалец. Главное, что отец мне поверил и отказался от похода на Рязань, а там… Там я еще что-нибудь удумаю. Ништо. Не пропадем», – ободрила она сама себя.
Свои хитрости она и за малый грех не считала. Никто же не спрашивал ее согласия, когда выдавал замуж. Сказали – надо, вот и все. На что уж отец всегда был потатчиком к старшей дочери, а тут и он не захотел хотя бы попробовать поговорить по душам.
А с другой стороны, о чем разговор-то вести? Это у дочек простецов жизнь невесть как сложится, а у княжеских иначе. Она еще в люльке качается, ее и от груди отнять не успели, а судьба уже известна – и за кого замуж, и когда. Ей самой и так изрядно свезло – почитай, почти до осьмнадцати годков невестилась, а ведь иных и в двенадцать лет, а то и того раньше под венец отдают.
Да и потом все заранее определено, до самой смерти. А коли супруга твоего костлявая раньше подстережет, у вдовы путей только два – либо в монастырь, либо, ежели сыновья малы, оставаться вдовствующей княгиней и ждать, когда они подрастут да когда молодая невестушка придет, чтоб свою власть утвердить. А далее все одно – монастырские стены.
Увы, но у нее, Ростиславы, детишек нет, и, случись что с Ярославом, дальнейшая дорожка известна… Впрочем,