них сделал, за своим князем и в огонь и в воду.
– И чего ж тебе не ясно, разумница ты моя? – почти весело осведомился князь.
Ему и впрямь стало радостно. Еще бы. В кои веки выпадал случай разъяснить что-то в многомудрых княжьих делах своей дочери, которая порой просто поражала Мстислава своими умными рассуждениями. Выслушав ее, он иной раз еще долго расхаживал в раздумьях, а случалось, что и менял свои решения. Порой сразу, иногда только к утру, но поступал именно так, как подсказывала своими намеками Ростислава. Однако теперь-то уж она наверняка не права, и пришел черед отца утереть ее милый славный носик.
– Ну вопрошай, – ободрил он ее, усаживаясь рядышком с дочерью, – чего там моей Догаде невдомек.
«Догаде, – радостно отметила Ростислава. – Это хорошо, добрый знак. Раз матушкиным именем назвал, стало быть, и выслушать готов, и душой на долгую беседу настроен».
– Да невдомек мне, почто Константин, ежели к убийству страшному еще с зимы изготовился, лучших воев из дружины своей на мордву отправил? Да еще и Ратьшу с ими вместях, – пропела она.
– Боялся, поди, что не пойдут они на такое, – предположил Удатный. – Хороший вой катом[17] николи не станет.
– Может, и так, – легко согласилась с ним Ростислава. – А те, кого он за пару месяцев до Исад у себя поместил? Они-то людишки подневольные. Нанялся на службу, гривны получил – служи и делай что укажут. Одначе он их тоже вместях с Ратьшей отправил. Это как?
– Тоже не согласились, – уже не так уверенно пояснил князь.
– А ежели они все в отказ пошли, тогда неужто среди них людишек не нашлось, дабы о беде страшной прочих князей упредить? Неужто они все молчунами оказались?
– Может, он допрежь того, как с ними поделиться, роту[18] о молчании взял? – предположил Мстислав и наставительно заметил: – К тому ж хороший вой завсегда язык за зубами держать умеет.
– А мне ведомо, что иной мужик почище бабы этим языком мелет. И что было, и чего не было – столь всего наплетет, что и за месяц не распутать, – возразила дочь, предложив: – Да ты, князь-батюшка, свою дружину оком в думах окинь. Она ведь у тебя ладная, один к одному, а такие языкатые все едино сыщутся, да не один-другой, а поболе десятка.
Мстислав послушно окинул, после чего крякнул и возражать дочери не стал, а Ростислава все так же неспешно продолжала плести свои словесные кружева:
– И опосля опять же не понять мне, батюшка, ни Ратьши, ни прочих. Вот себя на их место поставь. Ты, к примеру, воевода в дружине Константиновой. Предлагает тебе князь братьев своих умертвить. Отказался ты и со всеми прочими уехал мордву бить. А возвернувшись, узнаешь, что побил он их все-таки. Ныне же пояли Константина люди князя Глеба, и он, в железа закованный, в Рязани стольной, у брата в нетях[19]. Ты бы что стал делать – неужто пошел бы с дружиной да стал бы требовать, чтоб братоубийцу на