привлекло внимание обоих мужчин.
Хотя я и уверяла, что ничегошеньки не видела, мистер Уэлк настоял на том, чтобы наказать меня.
– Отсутствие должного уважения – это скользкий путь, – изрек он. Но боль от ударов розгой по заду только еще четче отпечатала в моем мозгу то, что мне пришлось увидеть в том тайнике.
Я никогда никому об этом не говорила – даже Майклу, но я знала – то, что я видела, было останками девушек, убитых беззаконниками, это были кусочки их тел, те самые, которые продают на черном рынке как эликсир молодости и афродизиак.
Мой отец – лекарь, ищущий способы излечения людей от самых страшных болезней, и мне всегда казалось, что он считает черный рынок суеверием, чем-то вроде пережитков Темных веков – а потому я никак не ожидала, что он настолько тщеславен, чтобы что-то там покупать. И ради чего? Ради того, чтобы зачать сына?
То ухо, плававшее в бутылке с раствором, принадлежало чьей-то дочери. Девушке, которую мой отец, возможно, когда-то лечил или гладил по голове в церкви. Интересно, подумала я тогда, что бы он сделал, если бы в тех склянках оказалась его дочь? Все равно бы захотел поесть моего мяса, выпить мою кровь и высосать мозг из моих костей?
– Да, кстати, чуть не забыл, – говорит мистер Уэлк, суя мне в руки нечто, завернутое в оберточную бумагу. – С Днем невест!
Оторвав взгляд от шкафа, за которым находится тайник, хранящий их грязный секрет, я улыбаюсь ему своей самой обворожительной улыбкой.
Ибо скоро я обрету волшебство, и пусть он молит Бога о том, чтобы я растратила его без остатка, прежде чем вернусь домой.
Глава 5
Слышится звон церковного колокола, и все – мужчины, женщины и дети – спешат на площадь.
– Сейчас еще слишком рано для начала церемонии, – шепчет кто-то.
– Я слыхал, что предстоит казнь, – говорит жене один из мужчин.
– Но сейчас же не полнолуние, – отвечает она.
– Они что, разыскали узурпаторшу? – спрашивает мальчик, дергая мать за юбку.
Я вытягиваю шею, желая разглядеть то, что творится на площади, и, действительно, стражники катят к виселице приставные ступеньки. От лязга металлических колес в венах стынет кровь.
Когда мы собираемся вокруг древа наказаний, я окидываю взглядом толпу, пытаюсь отыскать какой-то намек на то, что нас ждет, но все стоят, словно остолбенев, и неотрывно глядят на тускнеющий свет на холодных стальных ветвях.
Я начинаю гадать: не об этом ли Ханс пытался мне рассказать, не было ли это остережением.
Вперед выходит отец Эдмондс, белые одежды туго обтягивают его пузатое тело.
– Нынче, в наш самый священный день, на рассмотрение совета было представлено дело о волшебстве.
Не знаю, возможно это паранойя, но мне кажется, что взгляд матушки устремляется на меня.
Мои сны. Я с усилием сглатываю и оглядываюсь по сторонам – не слышал ли кто-нибудь, как я сглотнула.
Я ищу глазами Майкла и вижу, что он стоит в передней части толпы.