Сердце просит
первый раз, когда… ох!..ах!
Но – ничто, никто, нисколько.
Никогда и ни за что!
Николай Иваныч. Колька!
И – ладони под пальто.
Будто первые морозы —
Те, что наши – на двоих!
Что же Вы такой серьезный?
Время, время…
Вечность.
Миг.
Всё сначала
Долгим будет этот день:
развернется в три рассвета,
приведя с собой три лета
для одних – бумажных – стен.
Разгоралось пламя глубже —
за прожженною чертой
в сердце снова обнаружен
ритм мелодии простой.
А зачем уже сложнее?
Каждый вдох – наука жить.
Все разломы, все сожженья —
просто новый алгоритм.
Уходящему году
Пустой декабрьский свет. Разломанные звезды
Искрошены до псевдобытия.
Не существуем… Взорванные Осты
И Весты обожженные… И я —
Как свет пустой пустого небосклона.
Предновогодних ожиданий блеф.
Минутная – межгодовая – зона.
Желание. Бокалов пьяный зев.
И веришь в эту сладкую минуту,
Что сбудется за новою чертой.
И я тебя то вспомню, то забуду,
Как прошлый год —
потерями пустой…
Всё второпях
Всё второпях. Всё между… и меж прочим.
Всё полу…/лишь бы…/недоде…/авось.
И не хватает дня, и мало ночи.
В руках сгибается земная ось.
Дорезано всё то, что не залечишь.
Закутано всё то, что не поймут.
Огромными шагами человечек
Бежит ото всего —
и трус, и плут.
А скорость выше,
высота страшнее.
На полувдохе обрываем вдох.
И туже галстук на повинной шее,
Когда есть время вспомнить
эпилог.
Крепость одиночества
Был далеко этот лес одинокий.
Был человек далеко от него.
Черт распоясал ленивые ноги —
Лес зарыдал… Палача своего
Он принимал поначалу как брата.
Жилы свои не жалел для тепла.
И одиночество просит обратно
Стать себе крепостью… Только зола
Стыла пустыми слезами увечья.
Дети в лесу не рождались теперь.
Так беспредельная власть человечья
Миру сказала, кто – зверь.
Если ты – моя вина
Боль не шла за вольным ветром —
боль хотела долг-о жить:
разложила все по-беды
на вину, позор и стыд,
закрутила детский шарфик
на начало и конец —
и скулил, прощаясь, Шарик,
ветер рвал себя, вдовец.
«Я б тебя развеял пылью,
хочешь – морем и песком,
я б тебе отда’л все крылья,
шел бы