водой и как-то успокоиться… Но ванна оказывается занятой и у двери толкучка из пьяного, так называемого высшего общества.
Сделав несколько глубоких вдохов и расправив плечи, я пробираюсь на кухню к Ричарду.
– Как блины? – спрашиваю я, как ни в чем не бывало.
– О, привет! Как вечеринка? – дружелюбно любопытствует он.
– Там по ходу народ набухался и скоро, по-видимому, будет валяться в блевотине.
– Типичные англики, – ухмыляется мой наполовину британский друг.
– Я лучше пойду домой…
– Подожди, – Ричард вдруг откладывает свои поварешки, – давай я тебя провожу.
– Это же твоя вечеринка, там твои новые коллеги. Я и сама могу добраться, не парься, – говорю я, надеясь побыстрее отсюда свалить.
– Они все равно завтра ничего не будут помнить, – улыбается он. – До твоей квартиры всего минут пятнадцать пешком. Я еще успею вернуться. Подожди пару минут. Я сейчас тут всё повыключаю, – говорит Ричард, отставляя сковородку.
– Ок, – невольно соглашаюсь я.
– Если хочешь, можешь подождать на балконе, – он открывает дверь на миниатюрную верандочку с видом на стройку, над которой возвышаются четыре мрачные трубы электростанции Баттерси.
Легкий дождик обволакивает моё лицо. В Биаррице, кажется, это называется «чиримири». Очень подходящее слово… эта изморозь поглощает мою душу…
Тусклый свет тонет во влажном воздухе. Точки света в лужах становятся тенями. Музыка звучит всё дальше и дальше.
Где-то там люди бездумно веселятся, но для меня тут только мрак. Мне здесь не место… Кто же и за что меня после этого будет судить?
Фиолетовые, желтые и красные цветы манят меня куда-то в бездну. Их насыщенный аромат зовет прилечь на их цветочном одеяле.
Если так ужасна смерть и так сильны законы природы, то как же одолеть их, когда не победил их теперь даже тот, который побеждал и природу при жизни своей, которому она подчинялась…
Больше не будет боли. Никакой боли… никогда.
– Ты уверена, что обойдешься без танцев на столе? – шутливо спрашивает Ричард, вваливаясь на балкон.
– Нее… – мямлю я, возвращаясь в реальность.
– Ну что, пойдем?
– Угу, – я смотрю на свои бледные, холодные ладони и снова на дьявольские рога электростанции – такие манящие своей чудовищностью.
– Мне, правда, жаль, что ты потеряла работу, – мягкий голос Ричарда звучит будто издалека, но каким-то образом достигает моего сознания, – когда умер мой отец, мне казалось, будто разверзлась огромная черная дыра и засосала туда все мои чувства. Моя жизнь остановилась. Она всегда будет поделена на две половины – до и после его смерти. Я не могу вернуть своего отца, но ты можешь найти новую работу. Легко. Ты умная, настойчивая, целеустремленная и уверенная, и ты – боец, даже если сейчас этого не осознаешь. – говорит он, опираясь своими мускулистыми, пахнущими сливочным маслом руками рядом со мной на перила балкона.
– Я – умная и настойчивая? – искренне недоумеваю я с отпавшей