если бы не знала все эти ваши секретные места. Даже не надейся, я знаю все. Но вот про вино обещаю не говорить. Если и мне достанете, – Наташа засмеялась, но ее смех оборвал сильный раскат грома, от которого даже она поежилась, а Стас на секунду испуганно остановился и пригнулся.
Подходя к дому, Саша увидел, что в окнах не горит свет, а его темные глазницы, окаймленные белыми резными рамами, то и дело вспыхивают от грозы. «Ну вот, значит, бабушка так и не приехала», – подумал Саша. Зазвенев ключами, Наташа открыла дверь и впустила ребят.
– Так, все идите переодеваться в сухое, а потом возвращайтесь сюда – будем пить чай, я воду пока разогрею, – строгим голосом командовала сестра. – А ты, Стас, сбегай к соседям – скажи, что все дети нашлись.
После чая за Светой пришли родители, а Леша остался ночевать в гостях – Наташа постелила ему в общей комнате. Пожелав Саше спокойной ночи, она ушла со Стасом в другую половину дома: он обнимал ее за талию, а она смеялась и в шутку говорила, что сейчас выгонит его за дверь.
– Эй, там, всем доброй ночи! – сказал Саша и, не услышав ответа, ушел в свою комнату, задернув плотную штору.
Только оказавшись в кровати, он понял, как сильно устал. У него раскалывалась голова, он был потным, и ему казалось, что одеяло сдавливает тело, а мягкие подушки не дают свободно дышать. Он вспомнил сегодняшний день – смородину, и сверкающий пруд в зеленых листьях, и цветные осколки, и потоп, и грозу, и то, что бабушки нет. На последней мысли он остановился и почувствовал такую тоску, что заплакал. Саша плакал долго – ему казалось, что слез должно хватить на целое море, и когда он едва успокоился, то понял, что оказался прав. Вокруг него было бескрайнее темное море, и кровать неслышно покачивалась на черных волнах, брызги от которых попадали на лицо и руки.
Покрепче обняв подушку, он смотрел по сторонам и не мог понять, что же делать, и вдруг кто-то положил руку ему на плечо. Он вздрогнул, оглянулся и увидел, что позади него на кровати сидит бабушка, поджав под себя ноги, и одними губами говорит: не бойся, не бойся, только не бойся, все хорошо. Бабушка сидела в белой свободной сорочке с едва заметным узором из голубых васильков – она была даже чуть моложе, чем на самом деле: красивой, с длинными седыми волосами. Саша хотел ее обнять, но откуда-то точно знал, что делать этого нельзя – у него опять задрожали губы, и он зажмурился, чтобы не заплакать.
Бабушка провела ладонью по его лицу снизу вверх, открывая ему глаза, и сказала вслух, улыбаясь: «Саша, прощай». Затем, будто в замедленном кино, опустила ноги в черную воду и соскользнула в темноту, оставив его на кровати-корабле, качавшейся на волнах. Сашу начало бросать в жар и в холод, страшно ломило суставы, но еще больше болело все внутри, как будто воспалился каждый орган, и тогда он решил тоже свесить ноги в темноту и спрыгнуть – но когда он собрался потрогать воду рукой, на горизонте прорезалась ослепительная молния, и следом донеслись раскаты грома. Снова и снова взблескивали зарницы, и оглушительный треск закладывал уши, и в этом треске он слышал, как его зовут: Саша, Саша, Саша.
– Саша!
Когда