камень. Промыслово
на нас взирает злобный быт.
Надежда – словно решето,
все в пустоту из ниоткуда…
Но все равно: случится чудо
внезапно, просто. Ни за что.
АНКЕТА
*** (от хрустальной зимы…)
От хрустальной зимы замирая в восторге
и рыдая от сломанных веток рябин,
шла она в синеву и, скользя на пригорке,
так хотела, чтоб он её больше любил!
Чтобы ей не завидовать глупым сюжетам
и парить над житейским цинизмом подруг,
чтоб любовь не казалась похожей на смету,
а была бы похожей на «взгляды» и «вдруг».
Но какие же взгляды, когда уже поздно,
если титры идут, свет включают в кино.
И он рвётся к прохладе, стремится на воздух,
ну а ей остаётся, как прежде, одно:
то ползти, то лететь – в пустоту… до предела.
Экономя желанья, сжигать их дотла.
Он любил – но не так, как она бы хотела.
А лишь так, что мечтать о других не могла.
*** (подоконник, книжка, чашка)
Подоконник, книжка, чашка.
К мёрзлому окну
тонкой блеклой промокашкой
зимний свет прильнул.
А за шторкою дремотной
день уже остыл.
Тянут время неохотно
старые часы
и немодным циферблатом
смотрят мне в глаза:
ты-то, ты-то вино-вата,
так-таки и знай.
Любопытная, рябина
тычется в окно.
Клин не выбиваю клином,
так что всё равно.
Но глядят друг в друга окна,
дотемна близки…
День твой был сегодня соткан
из моей тоски.
«Рябина», Елена Юшина, пастель
Жёлтый цветок
Обглодали вороны рябину —
в эту зиму мороз был жесток…
Из окна кто-то по ветру кинул
густо-жёлтый, без ножки, цветок.
Неестественно-яркою точкой
он на ветках тоскливых повис,
и вцепился в них жадно и прочно,
и не смотрит, бессовестный, вниз.
Как серьгою дешёвою в ухе
у монашенки сирой горит,
придавая иссохшей старухе
и комичный, и жалостный вид.
Инородный – висит и не вянет,
притворяясь, что тут и зачат.
Но стыдится его притязаний
это дерево. В цвет кумача
наряжалась недавно гордячка,
горьковатым и тонким был вкус.
Ей не нужно нелепых подачек
и обиден под старость конфуз.
Но судьбой и ветрами прибило,
к ней насмешливый жёлтый цветок.
Он завянет… любимый… постылый…
В эту зиму мороз – так жесток…
Надежда
Снег сыплет и тает, ты прячешь озябшие руки
и думаешь – вечность застыла под