глаз, но сердцем я чувствовала, что в этом низком бархатном голосе кроется правда, – это я нёс тебя на руках девять часов, окровавленную и без сознания, я не причиню тебе боли, – он запустил пальцы в мои волосы, неспешно гладя, успокаивая.
– Я боюсь, – очень тихо, – но верю тебе.
В воцарившемся молчании мы всматривались друг в друга, вдыхая пар, витавший меж нами. Спустя несколько секунд Тагар отстранился, заключил меня в кольцо своих рук и поставил на ноги.
– Сможешь идти?
Я честно сделала несколько шагов вперёд, чтобы снова почти упасть. Ослабевшие от большой резкой нагрузки ноги совсем не держали меня.
– Ясно, – мужчина беззлобно усмехнулся и подхватил меня на руки, – спрячь ладони в куртке, – и я послушно спрятала, опуская лоб на острые ключицы. Да, он так и пах – табаком и мёдом. И хоть я люто ненавидела табак, он пах им так, что хотелось вдыхать этот запах вечно, как бы банально это ни звучало. Мне хотелось льнуть к излучающему тепло и надёжность телу, и я льнула, чувствуя щекой едва шершавую крохотную родинку чуть выше его левой ключицы. Мои волосы щекотали его шею, и она покрылась сетью мурашек, которые проходили от моего тихого, мерного дыхания.
В Омало не было ни звука, только совы ухали, как и раньше, и вдали слышался вой волка, а я всё дышала в шею незнакомого мне цыгана, который оплетал моё испуганное сердце нитями доброты и спокойствия, который, волею судьбы, стал моим ангелом-хранителем, подарившим мне второе рождение. Тагар молчал, и я молчала, только прижимала свои пальцы к его груди, под ними быстро билось сердце, казалось, этот стук лечит мои израненные руки…
***
Моя ночь началась с сильных болей во всём теле. Поддавшись мимолетному желанию и пойдя на поводу у собственной глупости, я обрекла себя на ночные мучения, и сейчас сидела у окна, свернувшись калачиком, прижимая к груди пульсирующие от боли запястья. Спать я не могла, хотя меня и клонило в сон, но резь в правой руке не давала даже и шанса на отдых. Я раскачивалась из стороны в сторону, подавляя внутреннее негодование: хотелось то ли корить себя за дурость, то ли в очередной раз разреветься.
Я лишь тяжело вздохнула, пытаясь отвлечься безупречно красивыми видами гор, искрящихся перламутровым снегом.
В двухэтажном доме было темно и тепло. Тагар натаскал дров, чтобы огонь в камине не угасал ни на миг… я слышала, как он шепчется в ночи. Страх снова упасть держал меня от того, чтобы подойти поближе к этому прекрасному зрелищу. В итоге, пересилив себя, я завернулась в длинную мужскую куртку и робко ступила на пол, держась за спинку деревянной кровати. В ногах была сила. Я неуверенно прошлась по ворсистому ковру босиком и мягко осела на расстеленные перед камином шкуры медведей (во мне жила надежда, что шкуры были искусственные, но надежда, всё же, очевидно, была очень мала).
Огонь зашипел, будто бы приветствуя меня. Ярко-рыжие блики ложились на покрытые заживающими ссадинами стопы. Я легла, свернувшись калачиком, прижимая к груди ноющие руки. Подернутым дымкой сна взглядом