улыбаться, на душе в эти утренние часы покой, такой тихий, как горное озеро; а я – внутри гармоничной обители Света, именуемой Тушетией. Взгляд нечаянно срывается с горных хребтов и приземляется на бренную землю. Там, в ультрамариновой синеве нетающих снегов, я встречаюсь с глазами, полными неприкрытого любопытства. Меня бросает в жар, и я неосознанно дышу глубже. Какие прекрасные, какие бездонные глаза. Я прошу тебя, не ведись на чарующий свет этих глаз! Не ведись на горько-сладкие улыбки и проникновенные взгляды. На статную фигуру, на прекрасные чёрные кудри, будь же разумна!
"… Её божественный хранитель:
Венец из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик – о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!.."
Я так ошеломлена, что снова не могу даже моргать. Тагар молчаливо наблюдает за мной. Порыв утреннего ветра натыкается на его широкую оголённую спину. Капельки пота катятся по острым ключицам, растворяясь где-то на уровне тёмных сосков. Живот напряжен от холода и несколько змеек вен, выползая из-под резинки штанов, пульсируют на морозе. Мышцы на спине перекатываются с каждым его продуманным движением.
Солнечные лучи, неожиданно сбросив сдерживавшие их оковы, вдребезги разрывают холодную тишину, свет льётся как из рога изобилия, и в дымке этого света мужчина предстаёт мне древним божеством, утопающим в ореоле бледно-золотистого нимба рассвета. Он улыбается так открыто, что хочется поверить ему, довериться ему.
– С добрым утром, – низкий голос перекатывается меж моих рёбер, оседая оглушёнными бабочками в животе.
Теплота новорожденного света гладит по замёрзшей щеке, и я улыбаюсь в ответ.
– Доброе утро! – звонко, запуская вибрации колокольного звона в недра многовековых стражей Кавказа.
Цыган усмехается и наклоняется за поленом, чтобы снова вонзить в него острие топора. Я кутаюсь в его куртку, инстинктивно прижимая руки к груди. Он замечает это краем глаза, но молчит.
– И, -неловко начинаю я, переминаясь с ноги на ногу, – тебе не холодно, -больше утверждение, нежели вопрос.
Он кивает, отбрасывая в сторону порубленные дрова, его кудри элегантно следуют за поворотами головы, обрамляя смуглое лицо так, как дорогая рама обрамляет ценную картину.
– Я родился на севере, это у меня в крови, – я внимательно впитываю в себя ноты его горьковато-пикантного голоса; а ведь и правда, я ничегошеньки о нём не знаю, кроме имени. Имени…
– Меня зовут Тамара, – пытаясь сжать на груди кулаки, робко поднимая взгляд. Он не пугал меня, нет, но я испытывала определённую степень застенчивости и благоговения перед ним.
Он качает головой. Улыбается.
– Я знаю. Ты не совсем мне понятна, Тамара.
Неожиданно. Я задумываюсь, пытаясь перевести свой внутренний фокус с недавнего разговора "ни-о-чем" на некую конкретику. Моё имя в его губах звучит слишком уж