порядка, мира и справедливости не будет. Надеюсь, что мы выиграем две эти войны – войну за отвоевание украинцами Украины и… Слава Украине!…
Музыканты на эмоциях вскочили со своих стульев и начали стоя играть на лютнях и гитарах что-то бравурное, маршевое, отчетливо напоминающее Wenn die Soldaten.
– Україна первише всього! – заорали музыканты со сцены, и этот клич слился в могучее: «Слава!», которое, в свою очередь, преобразилось в звонкое «Хайль!», эхом прокатившееся по залу от стены до стены.
Скажи я хоть слово по-русски, меня бы немедленно, думаю, забили бы этими самыми лютнями и гитарами.
Я не стал дожидаться перерыва, выключил камеру, быстро сложил штатив и удалился прочь, с максимально озабоченным видом поглядывая на часы.
Глава третья
Посещение Дома учителя мне очень не понравилось. Было ясно, что я совершаю ошибку за ошибкой, и все это кончится быстрее, чем я предполагаю. Не видать Алене Григорьевне моих денег даже за две недели, если я тут буду так глупо ошибаться.
Для начала мне следовало действительно купить выносной микрофон – ведь если я работаю для радио, хоть бы и болгарского, хороший звук для меня должен быть обязателен.
Но даже эта задача оказалась непростой – среди множества специализированных магазинов, торгующих в Киеве подобной техникой, две трети оказались закрыты. На витринах у них висели разнообразной формы, но одинакового содержания таблички: «Аренда».
Наконец, в каком-то крупном торговом центре я нашел приличный радиомикрофон, но он стоил совершенно безумных денег, которые я был не готов платить даже ради такого важного дела, как убедительная легенда. Кончилось все тем, что я купил двадцатиметровый шнур и обычный микрофон на подставке. На подставку для микрофона с двух сторон наклеил распечатанные загодя логотипы радио «Авторевю», еще один лого приспособил на саму камеру. С учетом удостоверения на болгарском и английском языках, висевшего у меня на шее, я теперь ничуть не напоминал ненавистного аборигенам москаля, и это меня немного успокаивало.
Все время, пока я бродил по киевским магазинам, мне не давала покоя одна мысль. Как так может быть, что подавляющее большинство простых людей в частных разговорах со мной убедительно говорят о том, что не хотят разрыва с Россией, но при этом политики, которых эти люди, якобы, выбрали, яростно требуют не просто разрыва отношений, а полноценной войны с Россией?
Это выглядело какой-то шизофренией, раздвоением национального сознания. Добавляло красок в эту шизофрению и другое обстоятельство – по телевизору и на официальных мероприятиях все говорили строго на украинском языке или на суржике. При этом в частных беседах повсюду – на работе, в магазине, в кафе – все без исключения говорили на русском.
Это был какой-то театр, где все актеры старательно играли свои роли, но перед кем они так старались, я еще не понимал.
В конце концов, любопытство взяло вверх над осторожностью, и я решил провести опрос на эту тему