его лицу было видно, что он глубоко взволнован.
– Знаешь, как я уговаривала Елену Ивановну на эту песню? Она говорила, что несерьезно это, вокала как такого нету, а куда серьезней, если за душу берет, правда? В версии Камбуровой еще смиряется разучивать, а по мне, так Гребенщиков доходчивее.
– Я хочу в этот золотой город.
– Кто же не хочет? Все хотят, там же рай, забот нет.
– Там свет и доброта, зла нет, поэтому рай.
– Это тоже.
– А у тебя голос жительницы рая, – улыбнулся Ромка.
Катька густо покраснела.
Эту песню она пела ему потом еще много-много раз и в больнице, и во время прогулок в следующие два года, до самого окончания их детства. Катька предпочитала петь в заброшенном здании склада на краю городка, в который они как-то весной забрели и потом ходили еще целый год, там была дивная акустика, даже немного с эхом. Ромка говорил, что здесь ее голос звучит готически прекрасно, потусторонне и ему даже иногда не верится, что дивные звуки выходят из девочки, которая любит пельмени и выпивает по два стакана киселя. Катька возмущенно фыркала, мол, в чем тут противоречие? Он утверждал, что его сердце может лопнуть от тех чувств, которые вызывает ее голос, и что слова на него так действуют, что он хочет тут же умереть, чтобы скорее попасть в этот золотой город с прозрачными воротами и гулять в саду с животными невиданной красы.
– Мне золотой орел нравится, – заявил как-то Ромка.
– Да? Почему? А лев? А вол? – у Катьки редко возникал один вопрос, это был не ее тип мышления, у нее чисто по-женски образовывался миллион связанных ассоциаций, сопутствующих моментов и параллелей.
– Лев – победитель, он для тех, кто добился своего. Вол подходит тем, у кого земля под ногами прочная, поддержка рода есть, понимаешь? А золотой орел, чей так светел взор незабываемый, это для тех, кто надеется, кто верит в свою долю, лучшую долю. Я бы пел чуть-чуть по-другому: «С нами золотой орел небесный». С нами, то есть с теми, кто надеется и верит в свой путь, понимаешь?
– Понимаю, что ж не понять! Тогда я буду петь вот так: «Ромкин золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый» – Улыбка Ромки и чувство, которое мелькнуло в его глазах, поразили Катьку: он действительно горячо надеялся на что-то. В ней ничего подобного не было, она знала свое будущее: будет петь и была так уверена в этом, что не было нужды надеяться или мечтать, а больше ей ничего другого и не хотелось.
На складе он просил ее петь другие песни, а «Рай» предпочитал в степи. В хорошую маловетреную погоду они уходили далеко в степь, там он садился прямо на землю, поднимал лицо к небу, закрывал глаза и слушал про свой рай. Катерине было жаль, что безграничное пространство поглощает и уносит звуки, но Ромка возражал:
– Не уносит, а разносит. По всей степи и до небес! Ты всем сообщаешь, что есть рай, понимаешь? Ты как вестница. И я тебе верю.
***
Воспоминания Катерины прервала мама. Она неслышно вышла на открытую веранду, где в старом кресле-качалке сидела дочь, накрыла ее плечи шалью:
– Комары не загрызли тебя? Главное, как день, так ветер