«Твой парень, словно с подиума сошел». Их тон подсказывал недоговоренное: «Сошел-то он с подиума, но почему к тебе в квартиру?!»
Арина и сама не вполне понимала, отчего он так сходит по ней с ума. Зеркало не давало ответа и приходилось опять прикрываться своим талантом. О собственном отношении к Кириллу она старалась не задумываться: мысли сразу становились тяжелыми и темными, как тучи перед грозой.
Однажды утром она проснулась первой, что случалось крайне редко, и увидела, как от длинных ресниц Кирилла отделилась и поползла к виску слеза. Всего одна. Арина замерла, наблюдая, и вскоре он зашевелился, растревоженный ее взглядом.
– Что тебе снилось? – спросила она сразу, пока он не забыл.
– Ты.
– Нет, правда?
– Правда, ты.
– И что же я делала?
Ей показалось, что он сейчас опять заплачет.
– Ты любила меня…
Она сурово сказала:
– Ты – сентиментальный дурак! Я и так тебя люблю.
– Да? – произнес Кирилл с сомнением. Потом вздохнул: – Наверное, да.
Ее умиляли и смешили его ребяческие попытки держаться того уровня, на котором, по его же мнению, он мог быть ей интересен. Кирилл смотрел ее любимые фильмы, выхватывал книги, которые она читала. Но всегда оказывалось, что Арина их перечитывает, а он впервые слышит имя автора.
– Темнота, – как-то бросила она в шутку. – Пищевой институт… И как я только тебя терплю?
– Любишь, наверное? – подсказал Кирилл. И хотя тон его тоже был несерьезен, Арина сразу уловила, как он сжался изнутри.
В его неукротимом стремлении добиться от нее признания, за которым пусть ничего и не окажется, проявлялась вся беспомощность Кирилла. Молодого, красивого, преуспевающего директора модного ресторана. Он был в своем мире, как заколдованный мальчик, которого никто не трогает, хотя он живет среди акул. Арине было понятно: ее королевича не сожрали до сих пор лишь потому, что рядом постоянно находился загадочный, мудрый Лари. И она была абсолютно спокойна за Кирилла.
На самом деле Арина вовсе не была холодным человеком. Скорее наоборот: ее душа представляла собой сгусток любовной энергии, которой она заряжала свои книги, и потому люди, прочитавшие их, неделями не могли выйти из-под ее власти. Оставляя для Кирилла закуточек, ее сердце переполнялось болью за каждого, кто хотя бы бочком проходил сквозь роман. Когда они страдали, Арина страдала вместе с ними, а если кто-нибудь погибал, у нее случались сердечные приступы. Столкнувшись со смертью героя, Кирилл не совсем всерьез кричал ей, швыряя листы рукописи: «Убийца! Кровожадная рысь!» Она также в шутку оправдывалась: «Я ничего не могла поделать! Он сам решил застрелиться. Мне тоже его жаль». Капризный рот Кирилла искажался злой усмешкой: «Жаль тебе, как же… Ты просто жить не можешь без чьей-нибудь крови!»
Одна мысль об Арининой кровожадности возбуждала его, и он доводил ее до такого исступления, что потом неделю ходил весь искусанный.
«В твоих книгах постоянно присутствует смерть, – как-то заметил