была высокая, красивая, темноволосая, с ярко накрашенными губами. Ее военный мундир был обтянут ремнями, брюки забраны в блестящие сапоги. Когда она ходила размашистым шагом, за ее спиной оставалось эхо металлического бряцания от шпор.
Мы стояли на перроне около вагона, рядом с нами в тесную кучку сгрудились трое попутчиков. Недалеко от них толкались другие пассажиры. Среди женщин и мужчин я заметила несколько детей, таких же испуганных, как и я. Они не плакали, только молча цеплялись за материнские юбки. Нервное напряжение передавалось от одной группы к другой, люди старались приподняться, чтобы разглядеть, что происходит, поворачивались в разные стороны, определяя, откуда может прийти опасность. Некоторые нагибались, выискивая возможность пробраться между колесами и скрыться. Но куда? Состав выглядел бесконечным, и мы слышали шаги и голоса с другой стороны поезда.
По сосредоточенному лицу мамы было невозможно определить, что она чувствует. Она так поглядывала на толпу, как будто оказалась тут случайно, а не была одним из пассажиров, которого под дулом револьвера заставили выйти из вагона и превратили в невольного участника происходящего. Позже много раз я замечала эту особенность ее характера. Она была способна, если ее что-то не устраивало, отстраниться от реальности и уйти в свой мир. Но она обладала способностью также быстро вернуться назад. Безусловно, во время наших вынужденных странствий эта способность сыграла важную роль. Ее инстинкт самосохранения помог нам не делать опрометчивых шагов и не один раз спасал нас на краю пропасти. Но в тот момент кажущееся безразличным лицо матери привело меня в смятение и растерянность.
Мы наблюдали, как женщина со своим конвоем не спеша удалялась. Внезапно от ее группы отделился один солдат и подбежал к двум, стоявшим обособленно пассажирам. Он поднял руку и занесенной шашкой снес голову одному из них. Я не сразу поняла, что произошло, мои глаза все видели, но мозг не мог осознать смысла случившегося. Мама резко повернула меня лицом к себе, закрыла мне глаза ладонью и сказала:
-Молчи.- Но я была настолько испугана, что не могла ни плакать, ни кричать. Перед тем как мамина ладонь заслонила от меня мир, уголком глаза я увидела жуткую незабываемую картину. Человек без головы прошел два шага, перед тем как рухнуть на землю в луже крови.
Женщина и ее конвой продолжали совершать обход, двигаясь вдоль вагонов, не обращая внимания на тот ужас, с которым пассажиры спешили перед ними расступиться, пытаясь превратиться в букашек или врасти в землю. Некоторые присели на корточки, прислонившись к колесам вагонов, полагая, что они могут слиться с ними. Я слышала крики, вопли, но не решалась открыть глаза. Мама гладила меня по волосам, и если я приоткрывала один глаз, она снова быстро заслоняла от меня мир. Я слышала ее бормотание:
-Вот так, умница. Стой тихо.
-Что это?
До меня долетел обеспокоенный голос отца, и я открыла глаза. В нашу сторону двигалась толпа пассажиров, подталкиваемых сзади солдатами со штыками. Люди оборачивались,