человек из Пензы. Это радовало. Но только его друг Роман, которого, по счастью, тоже определили в бригаду, теперь попадал в батальон защиты. Надо заметить, что ещё одного его друга, лучшего его друга Женю тоже забрали в армию, но его забрали в полк.
Итак, впервые оказавшись на обитаемом, так сказать, этаже огнебата, они сразу стали свидетелями дедовщины. Какой-то коренастый дагестанец лупил дневального на тумбочке. Он всё хотел затащить его в сушилку, но тот сопротивлялся, зная, что, сойди он с тумбы, так его потом ещё и сержанты с офицерами отхерачат, а после снимут с наряда и вечером ему придётся заступать заново, то есть не спать ещё одну ночь. И поэтому он просто стоял. Он был, как Андрей узнал впоследствии, мордвин. А дагестанец пробивал ему грудь и давал гвоздя*.
Пока они стояли в очереди в каптёрку, чтобы сдать уже свою зелёную офисную форму и получить полевуху, а также и берет и флягу, с ними общался какой-то здоровый парень, уже по общению видно, что полугодишник. Он походил на русского. И Андрей спросил его, зачем дагестанец избивает дневального.
– Да потому, что может, – ответил солдат, нагло улыбаясь.
– Это же несправедливо?!
– Жизнь, братан, несправедлива… Ты откуда сам?
– Пенза.
– Я из Красноярска. Ты привыкай… к несправедливости-то… и не нас, русских, бойся. А вот их, – он указал на дагестанца. – Не мы животные, а вот они.
Потом он ушёл. Вскоре на этаж зашёл офицер, и дагестанец отстал от дневального. Офицер видел, пока поднимался по лестнице, что происходит на тумбе дневального. Он всё видел. Но ничего не сказал. Хотя, как узнал Андрей впоследствии, этот старший лейтенант сам был из Мордовии. Просто ему, как и многим представителям офицерского и сержантского состава, было необходимо одно – чтобы в батальоне, в их роте, в их взводе и их отделении – был порядок. А уж какими методами этот порядок будет насаждаться, никого как будто не волновало. Главное – чтобы методика была действенной.
***
Но тут теперь необходима небольшая предыстория относительно прошлого Андрея и вообще его мировоззрения. Этот полугодишник, похожий на русского, сказал ему, что бояться стоит не русских, а – дагестанцев, что это они животные.
Но они были мусульмане. Хотя, очевидно, и ваххабиты… И Андрей тоже причислял себя к мусульманам, поскольку был он человек верующий и с шестнадцати лет каждый день читал намаз. Впрочем, до шестнадцати лет он не был атеистом, разве что один год, когда он начитался книг по научной литературе, а также попал под влияние атеистических философий. Тогда ему было лет пятнадцать. А до этого он, несмотря на свою внешнюю неуёмность, был очень дисциплинирован в отношении религиозной веры вообще. Было время, что он читал книги Свидетелей Иеговы, было время, что он изучал чистой воды православие и даже намерен был идти учиться на священнослужителя в духовную семинарию. Молился он тогда по пять раз на дню. И все свои скромные денежные средства, дарованные ему бабушкой, Андрей отдавал в храм, не покупая себе,