уже минут восемь, как она ушла.
Сам ещё вполне не осознавая своего предчувствия и никому ничего не говоря, он встал и пошёл в туалет. Туалет был общий.
Оба племянника были там, и Полина там была. И оба они – насиловали её. Чеченец стоял у входа. Двоих русских уже не было. И кастета в кармане не было. Ни кастета, ни отцовского ножа. Но зато была почти допитая бутылка пива. А рядом раковина.
Недолго думая, он разбил бутылку о раковину. Осколок угодил ему в левую руку, но сейчас Алексей этого совсем не заметил.
Чеченцу он рассёк лицо. Одного брата пырнул в живот. А другому, самому ненавистному, изрезал лицо в клочья.
Пока он резал, Полины рядом уже не было. Вопя, девушка выбежала вон. А он, нанося удары один за другим, почему-то думал о маме, и это было – по меньшей мере, странно.
По свидетельству очевидцев, когда Алексея оттаскивали от жертвы, стекло уже врезалось ему между пальцев, из-за чего натекло много крови. Так что и непонятно уже было, где его кровь, а где – кровь его обидчиков.
Алексея приговорили к семи годам заключения в колонии строго режима. У отца не нашлось денег, чтобы откупиться. Убил его сын лишь одного человека, остальные выжили. Но и этого хватило, чтобы засадить его младшего сына на семь лет в тюрьму. Полина уверяла, что дождётся его.
Глава 5
Падение
Наши дни
Ева встретила его с гостеприимством. Она всех так встречала. И все друзья любили её за это – что она и накормит, и, если идти как будто бы некуда, постелит тебе в гостиной, – была в ней эта светлая черта, то немногое, что осталось в ней с детства.
Но это, конечно, не значит, что друзья так и ходили к ней спать и есть. Совсем нет. Но друзей своих Ева очень любила и, например, тому же Роману, с которым была знакома давно и знала его семейную историю ещё с тех самых пор, когда они играли в одном дворе, где были также и болтливые старшеклассники, – ему она всучила запасные ключи от своей пензенской квартиры, сказав, что он всегда может остановиться у неё; хотя Роман и отнекивался. Но это было сделано не с каким-то тайным умыслом, а просто потому, что человек она была открытый и хороший, что и признавали в ней её друзья и за что все любили Еву.
– Ну, как съездила? – спросил её Женя, усаживаясь за стол.
– Офигительно! Какие же они всё-таки классные, Жень! – Ева только вернулась из Москвы, где была на концерте какой-то музыкальной группы, до которой Жене в действительности не было никакого дела.
Ева кушеварила у плиты с присущей ей суетливостью, она не оборачивалась. Она была в белом банном халате и с закатанными рукавами. Её черные волосы были ещё мокрые после душа. И Женя, таращась на неё, не слышал даже, что она сейчас ему сказала.
Вдруг она обернулась и посмотрела на него. В глазах у Евы блеснули лукавство и ехидство.
– Я говорю, салат ты с маслом или с майонезом будешь?
– С майонезом… Хотя, давай лучше с маслом. Делай мне так, как себе, – собрался наконец он.
Ева