чужих детей обидеть.
Грех, желая русским рай,
всех татар возненавидеть…
Разве все они – Мамай?!»
И задумался Димитрий,
и, поводья сжав, изрек:
«Хорошо, что мы до битвы
исповедались, Боброк.
Ты – разгадчик. Разгадай-ка:
будет мир, ко всем не злой,
мир, где кривда не хозяйка,
мир без ханов и без войн?»
И Боброк, лукаво глянув,
припустил коня резвей:
«Ишь ты как хитер – без ханов!
Будет – даже без князей…»
Вдруг подъехали три тени
к двум коням в слепой ночи,
только звякали сквозь темень
харалужные мечи.
«Кто такие?» – огорошен,
князь спросил, зрачки кругля.
«Мы? Добрыня, и Алеша,
да из Мурома Илья.
Где тут будут бить Мамая?»
Улыбнулся князь вприщур:
«В полк засадный принимаю.
Только чур – не чересчур!»
И сказал Илья как старший:
«В том полку – не благодать.
Нам бы чарку. Мы устамши…
Но раз надо – будем ждать».
Просветленья темной дали
в притаившемся лесу
Пугачев и Разин ждали,
саблей пробуя росу.
Этой битвы Куликовской
в роще, тайно непустой,
ждали Пушкин и Чайковский,
Достоевский и Толстой.
С нетерпеньем новоселов
ждали солнца красный шар
столько будущих монголов,
столько будущих татар.
Обмотав холстом подковы,
знали три богатыря,
что над полем Куликовым —
человечества заря.
Я пришел к тебе,
Куликово поле,
потому что все стрелы
я ребрами помню.
Здесь когда-то
под