сделала единственное, что могла: с силой вогнала колено точно туда, куда метила.
Глава 2
Гарри промчался по трем лестничным пролетам, прежде чем его совсем скрутило. Убедившись, что его никто не видит, он прислонился к стене, согнулся, закрыв глаза, обхватив руками колени, и издал долгий низкий стон.
У него не было права так вести себя с Кейт. Если бы он смог отдохнуть, он не сделал бы такой ошибки. Надо было предоставить Фрэнку заниматься ею, а самому держаться на расстоянии, таковы и были его первоначальные намерения. Это уберегло бы его не только от душевных страданий, но и от нестерпимой боли в паху.
Валяясь на изрытом снарядами поле в Бельгии среди стонущих людей и жутко всхрапывающих лошадей, Гарри обещал себе больше не участвовать в событиях мирового значения. Больше никаких стрелковых полков, никаких особых заданий, которые он выполнял в течение последних десяти лет.
Однако он снова очутился не там, где хотел. И все из-за Кейт.
При этом Гарри оправдывал ее поведение. Он никогда не обходился с женщиной так скверно. Он хотел только немного нажать на нее, заставить потерять осмотрительность. Но стоило ему подойти к ней ближе, как все его с трудом обретенное самообладание улетучилось. Одного ее благоухания оказалось достаточно для этого.
Таково оказалось действие ее духов, странно будоражащей смеси жасмина и ванили, и запаха свежести, исходящего от ее волос. Его тело помнило эти запахи, как будто он держал ее в своих руках только неделю назад, словно все измены и ложь, годы, проведенные врозь, никогда не существовали. Его тело знать ничего не хотело об измене. Оно хотело ее так же, как всегда. Лежащей на кровати с раздвинутыми ногами, с устремленными на него глазами, увлажненными желанием. Дочь герцога, предлагающая себя обыкновенному мистеру Гарри Лиджу.
Он больше не был обыкновенным мистером Лиджем. Теперь он майор, сэр Гарри Лидж, возведенный в рыцарское достоинство за храбрость, друг Веллингтона и Ротшильда. Сын сквайра, посмевший полюбить дочь герцога, пошел далеко. Но Кейт все еще оставалась дочерью герцога. А он утратил вкус к дочерям герцогов десять лет тому назад.
Хотя, по-видимому, это не так. Даже мучаясь от боли, Гарри не переставал желать ее. Даже лишившись иллюзий, донельзя разъяренный, он не мог выкинуть из памяти, как удивленно она вздыхала, когда он трогал ее, какой бархатно-мягкой была ее кожа, когда они прижимались друг к другу, бедро к бедру, живот к животу, какими округлыми были соблазнительные груди, прижатые к его груди.
И ее глаза. Зеленые, как трава, с маленькими желтыми крапинками, которые загорались, когда она возбуждалась, и туманились, когда они целовались и отдыхали. Глаза были в ней самым прекрасным, они менялись, в них все время жили эмоции, напоминая ему о вересковых пустошах с бегущими над ними облаками. Хватит с него этих глаз, которые по желанию могли пробуждать в нем и гнев, и ликование.
Когда-то он был таким простодушным.
Кейт и поля сражений изменили его. Теперь единственное, во что верил Гарри, –