происходит, когда человек мельчает или наоборот укрупняется? Но ничего, вот вы все поувольняетесь, может и времена новые настанут. Может, тогда замуж выйду, наконец.
– А кто ещё? – спросил Жора недоумеваючи.
Ася кивнула, указав головой на кабинет начальницы.
– Она?! – почти взвизгнул Дворовой. – А ей-то чего тут не сидится.
– Я вам что, Георгий Иваныч, нянька что ли её? Ну откуда я знаю! Уволится, и слава Богу! Мозги уже кипят от её выходок. Глупее женщин за всю жизнь не видела. У меня в подъезде пропитуха одна живёт, так и то умнее иногда рассуждает. А эта… А вообще ходит слушок, что с мужем она разводиться собирается. Нимфоманка чёртова. И что свинтить готовиться куда-то за границу. То ли в Италию, то ли во Флоренцию.
– Дык это одно и тоже, если по сути говорить.
– А мне плевать! – Ася бросила на мужчину взгляд, полный злобы и презрения, от которого, казалось, очки её готовы были треснуть. Впрочем, примерно то же чувствовал в тот момент и Жора. Из приёмной он вышел, громко хлопнув дверью, услышав напоследок в свой адрес что-то бранное и уничижающее.
Тем вечером ему позвонила золовка. Нателла была вся в слезах. Они сочились из её рта, текли по буквам и покрывали испариной динамик телефона. Она рыдала от того, что никого не было рядом. Муж не вернулся домой. Сказала, что он напился и остался ночевать на работе. Но, похоже, то было ложью. Так думала Нателла. Дворовой же в этом факте не усомнился ни на йоту. Разве что координаты местонахождения Кирилла могли включать в себя что-то еще помимо работы. Он запросто мог пойти по барам, по гаражам, по берегу реки и всё равно рано или поздно вернуться домой.
Она говорила, что они стали часто ругаться. Говорила, будто на мужа навели порчу. Рассказывала, как он без повода срывался на неё и на сына, точно зараза какая-то в нём засела, которой управлял кто-то на расстоянии.
– Это всё зависть, – старалась подтвердить она сама свои же догадки. Говорила про гадюк, что «мерзким змеиным комом» копошатся вокруг да около. А уж скольких из них она в своё время от семьи отвадила – и не сосчитать. Только вот исход один: всё равно всё плохо стало.
– Боюсь я, Жорик, и за себя, и за семью. И за него. А вдруг он нас бросит. Вдруг Стаса учить откажется. А ему в армию нельзя. И я сама не потяну. Он у нас на режиссуру поступать хотел. В столицу уезжать собирался. – Нателла вдруг замолчала, будто испугалась, что Дворовой перестал слушать её стенания. Но он был рядом. Ближе, чем когда-либо. От такой чистосердечности он весь взмок. Впрочем, виной тому могли быть бесконечные, безостановочные блуждания по квартире во время ведения столь задушевного диалога. Наверное, Дворовой за весь этот намотанный им километраж полкило успел сбросить. Так он и сказал в конце их беседы. Хотел снизить градус, разбавить тусклый крик отчаяния неумелой шуткой.
Не получилось.
– Жора? – обратилась к нему Нателла напоследок. Тот, с трудом сглотнув внезапно возникший в горле ком вины, замолчал, стараясь даже не дышать. – А у тебя член большой? У Кирюхи моего – крошечный, как опёнок.