количеством аварий пора бы переходить на самокат.
Двадцать протянул скейтборд. Колёсико с первого взгляда казалось поврежденным, а на поверку так вообще разболталось. Нужны инструменты.
– Что же, придётся идти до дома пешком, – сказала я больше в пространство, но Двадцать тут же навострил уши.
– У тебя нет денег на автобус?
Щёки мои резко загорелись.
– Есть.
– Зачем тогда пешком?
– Хо-че-тся, – отчеканила я.
Он поправил шляпу.
– Тогда пошли.
И мы направились вдоль дороги. Я обнаружила еще и поврежденную коленку при первом же шаге, охнула, поморщилась, по пошла дальше, прижимая скейт.
«Здравствуйте, я на собеседование, прямо после боя с тигром. Ну, хотя бы я победила. можно вписать это в профессиональные навыки? У вас есть вакансия укротителя?»
– О чём ты думаешь? – у Двадцать была дурная привычка заглядывать в лицо собеседнику, несмотря на разницу в росте.
– О работе.
– У тебя же её ещё нет.
– Ну, о собеседовании.
– Думаешь, возьмут?
– Нет.
– Почему?
– Мне в последнее время не везет.
– Я бы так не сказал.
Я развела руками:
– Говори-не говори, а не везет страшно.
– Вот уж полнейшая глупость.
И снова горящие щёки. Оставалось только угрюмо взглянуть на него.
«Пожалуйста, не называй мою жизнь глупостью,» – хотелось сказать, но из горла вырвался только некрасивый сдавленный звук. Я тут же отвернулась.
За углом оказалась аптека. Я попросила Двадцать подождать меня со скейтбордом у входа, а сама купила перекись и вату. Отдав последнюю мелочь, обработала ссадины прямо там, слегка поморщилась, когда на ранках зашипела белая пена. Затем вернулась к провожатому.
Мы шли мимо зарослей сирени. Они скрывали страшные панельные пятиэтажки – застройка большей части окраин Краснокаменного. Вот и школа – красно-белая – шумная. Только что прозвенела перемена, и дети высыпали во двор, как ягоды из лукошка, не в состоянии томится в тесных душных кабинетах, когда тут солнце и майский воздух.
– Хочу в школу… – пробормотала я.
– Жуть какая! – слишком бурно отреагировал Двадцать. – Зачем?
Покосившийся забор навис над нами, Двадцать ударился лбом о балку, потёр ушиб, недовольно взглянул на железяку. Я подавила желание погладить его по голове: я привыкла чуть ли не машинально жалеть всех, у кого что болит, и кому плохо или грустно. Чтобы удержаться – отвернулась и ответила, наблюдая за играющими детьми:
– Там было так беззаботно…
– А ты точно хорошо помнишь те времена?
Пёстрая картинка первоклассников с румяными щеками и в фартучках тут же вылетела из головы, а вместо неё остались воспоминаниях об одиннадцати годах изгнания на задней парте. Не сказать, чтобы это было катастрофически плохо, но особой