особого не выказывал. Мало ли обо что люди языки чешут! У нас свои проблемы. Да и треп это все, сплетни. Так вот, оказывается, не сплетни и не треп. Похоже, комбинат и впрямь на кону. Глядишь, руководство сменится, новое придет по дорожке, расчищенной такими вот мальчиками в кожанках. И что самое неприятное, эти перемены могут существенно осложнить жизнь инженера Кизякова! Одно дело – старое начальство, тот же Прохоров, жадный и глупый, совсем другое – молодые волки, новая метла. Но это еще поглядеть надо, чья возьмет.
Решив обстоятельно подумать об этом… нет, не завтра, а позже, Кизяков вновь вернулся к наболевшему. Хотя у него ничего в данный момент по-прежнему не болело.
«Худшее позади! – твердил Валентин Николаевич. – Худшее позади». Нет, он никогда не поверит, что его счастливая звезда закатилась. Она все там же, на небосклоне, и потому ничего по-настоящему жуткого с ним произойти не должно. Что-нибудь малоприятное – да, гадость какая-нибудь, пакость от ближнего, это, значит, чтобы нос не шибко задирал, но действительно серьезное, смертельно опасное – ни под каким видом. Он же счастливчик! Ему всегда везло! Любимый балованный сын. В школе – отличник. В институте – «красный» диплом. После он тоже быстро в горку карабкался. Пока заминка не случилась. Это все Ирка, супружница разлюбезная. После развода все забрала подчистую, с голым брюхом по миру пустила, добро еще, на квартиру его прежнюю, холостяцкую, не покусилась. И папаша ее, живоглот-чинуша, козни строил, пока не добился своего – вышибли бывшего зятя из мэрии, это еще до Рвакова было. А ведь сначала тащил из кресла в кресло, карьеру родственнику строил. Но ушла доченька от мужа-пропойцы, сразу все хвалебные слова позабыл – и под зад коленом. Кто-то скажет: невезуха. Ничего подобного! Это если бы он с «беленькой» не завязал, вот тогда… А так – все к лучшему! Ирка-то, уродина, у него на ногах гирей висела, изводила нытьем да болячками надуманными, и все–то у нее не так, все не эдак. Он потому и пить начал, что рожу ее плаксивую по трезвянке видеть не мог. А как один остался, снова стал меру соблюдать, а все прочее с нуля начал. Сейчас вот простой инженер на комбинате, его и туда-то взяли от безысходности, без оглядки на мэрию, потому как бегут люди с этого гиблого места. Невелика должность: и. о. зам. зав. – зато планы какие! Громадье! Еще немного, чуть-чуть еще – и на вершине! Или рядом с ней. Если ничего не помешает…
Нет, Валентин Николаевич мотнул головой, меня так просто из седла не выбьешь. Никакая хвороба не возьмет! Других скушает, мной подавится.
Автобуса пришлось ждать. Чтобы не увидеть чужих издевательских глаз, Кизяков уткнулся носом в стенку павильона, вернее – в плакат, призывающий избирателей вновь отдать голоса за верного слугу трудящихся, бескорыстного радетеля их интересов Владимира Никифоровича Рвакова.
До дня изъявления воли народа оставались считанные недели, и мэр развил столь бурную деятельность, что это поневоле извлекало из памяти прошлую избирательную кампанию. Тогда Рваков тоже мурлыкал со стен и телеэкранов, встречался с