в салон. Свободных сидячих мест не было, и он пристроился в уголке, чтобы не быть покалеченным в давке уже не орущими, но еще шипящими пассажирами.
Старичок все-таки проник в автобус. Более того, оказался в каком-нибудь метре от Кизякова. И это ему Валентин Николаевич стал обязан тем, что в салоне завязался разговор на интересующую его тему.
– Травит, значица, нас власть нонешняя, – ни к кому конкретно не обращаясь, громко и отчетливо проговорил старичок.
После паузы молодой голос спросил:
– Это как же понимать, дед?
– А чего тут понимать? Не нужны мы ей, рты лишние, вот и травит.
– Это в каком смысле? – потребовал дополнительных разъяснений тот же голос.
– Волосы у людей выпадают! – не задержался с комментарием дедок. – Потом ногти выпадут, потом еще что-нибудь.
– Что – «еще»?
– То мне не ведомо. Это ей, власти, известно. А мы люди простые, тихие, послушные, мы поживем и поглядим, что дальше будет. – Старичок смиренно потупил лукавые глазки. – На все воля Божья.
Больше он рта не открывал, да это и не требовалось. Детонатор из него был хоть куда, так что взрыв получился отменным.
За время, что Валентин Николаевич провел в автобусе, то есть за неполных четверть часа, он узнал много для себя нового. В частности: что во всем, и в этом тоже, виноват Путин, который пришел, а может, Ельцин, который ушел; что во всем виноваты Зюганов и коммунисты; что всему виной Жириновский со товарищи; что без Явлинского, иных господ–демократов здесь точно не обошлось. А также что обрушившаяся на город беда – это: диверсия ЦРУ, акция КГБ (или как их теперь там?), операция военных, эксперимент вконец спятивших ученых. Кто-то со знанием объяснил, что в двенадцати километрах от города произошла экологическая катастрофа и что волосы – это цветочки, ягодки впереди, сыпь то есть, язвы-фурункулы, в общем, дрянь всякая, дрянь жуткая. Что касается количество пораженных таинственной болезнью, оно колебалось в весьма вольных пределах – от нескольких сот до многих тысяч. Справедливости ради надо заметить, никто в автобусе не объявил, что больны все поголовно, весь город, все сто десять тысяч индивидуумов, составляющих его население. Вероятно, подобному заявлению воспрепятствовало то обстоятельство, что абсолютное большинство находившихся в автобусе инфицированы не были. Более того, не природно лысым (на одном из сидений расположился дядька с лоснящимся черепом, но окладистой бородой), но лысым вследствие творившегося в городе безумия, а происходящее смахивало на фантазмы умалишенного, был лишь Кизяков. На него поглядывали с сожалением, когда же заговорили о фурункулах – то и с состраданием. А вот когда кто-то высказал предположение, что неведомая зараза передается воздушно-капельным путем, сострадание уступило место опаске. Незамедлительно произошли общее шевеление и рокировка, и через минуту Валентин Николаевич при желании мог бы пуститься в пляс – свободного пространства для этого было предостаточно.
Автобус