в воздухе запах дыма, и вскоре мы наткнулись на однокомнатную хижину: из трубы вился белесый дымок, в единственном окошке плясало слабое пламя. На стук в дверь вышла старуха, завернутая в лоскутное одеяло и рванье. С подбородка у нее свисали длинные седые волосы, а во рту чернели кривые зубищи. Чарли, комкая в руках шляпу, голосом театрального трагика поведал о наших злоключениях. Старуха взглянула устрично-серыми глазами на меня, и в тот же миг я весь похолодел. Не говоря ни слова, женщина вернулась в хижину. Скрипнули по полу ножки стула.
– Что скажешь? – спросил у меня Чарли.
– Поехали отсюда.
– Она же оставила для нас дверь открытой.
– Не нравится мне эта старушенция.
Чарли поддел сапогом кусочек снега.
– Она хранит огонь в очаге. Чего тебе еще надо? Мы же не жить к ней приехали.
– И все равно, поехали отсюда.
В этот момент женщина прокричала:
– Дверь!
– С меня хватит пару часиков посидеть у огня, – сказал Чарли.
– Больной я, а не ты! Едем дальше.
– Нет, остаемся.
По дальней стене хижины поползла тень старухи. Показавшись в дверном проеме, женщина вновь прокричала:
– Дверь! Дверь! Дверь!
– Видал? – произнес Чарли. – Нас приглашают.
Да, приглашают на ужин, где главным блюдом станем мы. Впрочем, я настолько ослаб, что когда Чарли за руку потащил меня в хижину, я не сопротивлялся.
Внутри имелись стул, стол и грязный тюфяк. Мы уселись напротив каменной печи прямо на покореженные доски пола. Жар от огня приятно грел лицо и руки, и на какое-то время я даже порадовался смене обстановки. Старуха же сидела за столом, завернутая в тряпье, под которым не было видно лицо. Перед ней на столе лежала горка тускло-красных и черных не то бисерин, не то камушков. Старуха ловко выхватывала из кучи по одной штучке и нанизывала ее на тонкую проволоку для бус или еще какого-то изысканного предмета украшений. Рядом стояла лампа, под колпаком трепетал слабый желто-оранжевый огонек. С его кончика срывался хвостик черного дыма.
– Мы вам очень обязаны, мэм, – произнес Чарли. – Мой брат болен и не может спать под открытым небом.
Старуха не ответила, и Чарли вслух подумал:
– Не глуха ли она?
– Нет, я не глуха, – ответила старуха и зубами перекусила проволоку.
– Я лишь высказал предположение, – поспешил оправдаться Чарли. – И вовсе не хотел никого оскорбить. Напротив, слух у вас отменный, острый! И, позвольте заметить, у вас чудесный дом.
Отложив недоделанное украшение, женщина обернулась к нам, но и на сей раз я не сумел разглядеть ее лица из-за пляшущих теней от тряпок.
– Думаете, я не поняла, что вы за люди? – Она указала кривым пальцем на наши оружейные пояса. – Бесполезно, не притворяйтесь.
Чарли тут же переменился, точнее вновь стал собой.
– Ну хорошо, – сказал он. – Кто же мы, по-вашему?
– Убийцы, я права?
– Раз носим оружие, значит, убийцы?
– За вами