было тихо, только шелест бумаги, которую медленно, как будто специально действуя на нервы, рвал Левон. Этот звук рвал барабанные перепонки изнутри на части.
– Вызывали?
– Вызывал.
Жестом показал, чтобы сел. Сел. Он медленно, нехотя поднял и без того узкие, еще и заплывшие от бессонницы глаза.
– Ты мне скажи, Томчук, вот какую вещь. Мы же с тобой ровесники, да?
– Ну, типа того, плюс-минус.
– Вот я девятнадцать лет пытаюсь делать, что-то для этой страны, для этого народа. Хотя вы и не мой народ.
Он встал и пошел в сторону окна. А за ним чайки из стороны в сторону летали не по доброй воле, а по воле ветра. Японское, разливалось до волнорезов.
– А что ты сделал для этой страны?
Задумался.
– Ну, я помогаю вашему заводу беспрерывно функционировать. Например.
Он встал у окна, я обернулся.
– Знаешь, сколько никчемных людей работает в «Скале»?
– В процентном соотношении или вас интересует точное количество?
– Хм. – Ответ его явно удовлетворил. – Я о том, что ты умный мужик, а до сих пор моешь канистры.
– Это не главная моя задача на этом заводе. Я еще контролирую давление в датчиках, заливаю топливо в самолеты. Работы много, я не жалуюсь.
Соврал. Работы было не много. Я ее ненавидел.
– Нравится?
– Ну, это же работа.
– Правильно, Томчук! Главное исполнять свой долг и тогда может жизнь во всей стране наладится. А то видишь, что на материке происходит, все жалуются, только и жалуются, а если бы работали, а не бездельничали, то времени на это безобразие не было. Все рвутся в правители, а в головах пусто у них, Томчук.
Он резко обернулся.
– Закрой глаза! – Дал команду.
«Опасность» – подумал я, но команду исполнил.
– Какого цвета ковры на полу?
– Зеленые, с коричневыми вставками.
– Что стоит на моем столе?
– Справа ежедневник, подставка под документы, лампа коричневая. Слева перьевая ручка на подставке, телефон.
– Что на центральной стене?
– Президент и Кирилл Семенович.
– Угу.
Левон Кириллович прошел к своему столу и сел обратно в кресло.
– Что на мне надето?
Задумался. Если обстановку не меняющуюся годами я мог вспомнить по памяти. Это запомнить было не сложно, то чтобы вспомнить во что одет Мацумуро надо было поднапрячься. Точно помнил, что на нем был серый костюм, черная рубашка, брюки подшиты неровно, плохой крой. Галстук бордового цвета, ноги босые. Я вспомнил, как он был одет, но ответил:
– В новом, наверное. Не помню. Не разглядывал.
Мацумуро рассмеялся в голос и меня чуть отпустило.
– Справился.
– Открою?
– Открывай.
С открытыми, он выглядел приятнее, чем его голос в темноте.
– Кто крысит на заводе?
Внутри сжалось, на пару тройку секунд, впал в кому без движений сидел, не издавая звуков, не дыша, казалось. Главное уметь держать лицо – так нас учили в Академии. Быть убежденным