берегов, и защищались от молний хитрыми изобретениями. Другие бедствия приходили редко и по большей части в далекие, пустынные, никем не обжитые места. Волшебные существа, в особенности те, кто умел летать, быстро бегать и высоко прыгать, зарываться в землю или превращаться во что-нибудь этакое, непогоды не боялись. Им любой дождь был нипочем: они не знали болезней, а некоторые вовсе даже не ощущали холода или не могли промокнуть.
Уильям поначалу тоже чувствовал себя в лесу довольно храбро. Но теперь, когда четыре крупных капли одна за другой плюхнулись ему на лоб и мгновение спустя смешались в одном потоке с еще не высохшими слезами, мальчик по-настоящему испугался.
‒ Дождь, уходи, во имя земли и неба! – пролепетал он, надеясь воспроизвести какое-то заклинание из сказки. Взамен он получил еще несколько холодных капель и едва не взвыл от раздражения. На берегу Парка дождей не бывало, но здесь, в глубине леса, спастись было нельзя!
Он весь остаток дня скитался по лесу, разыскивая полянку – но тщетно. «Какой же большой этот Парк! – со страхом думал он. – Как будто больше, чем целый Корабль!» Он несколько раз натыкался на тропинки, протоптанные чьими-то башмаками, и это означало только то, что он идет не в ту сторону – скорее всего, назад. Чтобы совсем не расстроиться, он время от времени вдыхал запах синих цветов – понемногу, лишь бы не истратить его зазря.
Кроны деревьев худо-бедно укрывали его от дождя, но от холода спасения не предвиделось, и бедняга Уильям совершенно продрог. Он с трудом ковылял по размокшей траве, сам не зная куда, окончательно сбившись с дороги.
Набредя на редкий просвет, он уже хотел упасть наземь и заснуть навсегда среди мрачных коряг и гнилых пней, лощенных водой, ‒ когда ему вдруг показалось, что сквозь злобный шелест кустов и завывания ветра в вышине упрямо пробивается еще один странный, неотчетливый звук.
‒ И-и-и… а-а-а… И-и-и-и-и-и… а…
Он сперва подумал, что это кричит какая-нибудь птица или древесный житель, и задрал голову. Тут же на его гримасу обрушился град ледяных капель, и он пожалел, что проявил праздное любопытство. Крик между тем продолжал буравить чащу с завидным упорством.
‒ И-и-и-и-и-и а-а-а-а-а-а…
Уильям потер глаза кулачком, подобрался к близлежащему кустарнику и повернулся вокруг своей оси, пытаясь уловить, откуда исходит звук. Но у него это не вышло, и тогда он, совсем удрученный, все равно опустился на землю и закрыл глаза. Крик поутих, сдаваясь вместе с замерзшим мальчишкой.
«Нет никакого Корабля, – сказал себе маленький Уильям. – И мамы – нет! И меня, – он всхлипнул, – нет… Нет меня».
В ту же минуту он очнулся.
Дождь заглушил таинственные звуки, но Уильям вдруг понял, что на самом деле знает, куда идти. И как он не мог сообразить раньше? Живо вскочил на ноги, едва не ткнувшись глазом в острую ветку терновника. Провел ладонью по лбу и щекам, затем кинулся бежать. Он мчался и мчался вперед, пока опять не донесся из-за деревьев крик – куда более явственный и внятный.
‒