Что за вздор? – с некоторой дерзостью отозвалась Элли. – Никогда не слышала такого. А кто это?
Пренебрежение и интерес сменялись в ней на удивление легко.
– Отец и… мама, – пожимая плечами, ответил Уильям.
Элли хмыкнула.
– Я ничего не поняла!
– Это люди, которые меня создали, как Корабль, – принялся объяснять Уильям. – Шесть лет назад… Скоро семь.
– Шесть лет? Что значит – шесть лет? Семь? – спросила девочка, почесав нос. – Я знаю лето. Это солнце, дождь, потом солнце, цветет шиповник…
– Тебя разве не научили считать? – вытаращился на нее Уильям. – И лет – это год, а не лето. Год – это… Ты совсем не умеешь считать? Один, два…
– Зачем? – опять простодушно спросила Элли.
– Ну, это я не очень хорошо помню, – признался Уильям. – Но мне говорили, что потом придется что-то считать. Много. Чтобы… – замялся он, – чтобы Корабль летел.
– А потом – когда?
– Когда я окончу Школу.
– А мне зачем?
На это у Уильяма ответа не нашлось.
– Скажи мне, когда вспомнишь, ладно? – миролюбиво попросила Элли и внезапно насторожилась. – Ой! Тс-с-с…
Невдалеке кто-то громко и злобно буркнул. Из-за тесного скопления буков начал выползать странный запах.
– Кто это? Зверь? – отважно спросил Уильям. – Я такого видел в книге, его можно победить, если знаешь закли… Ай!
Он больно получил по шее беззвучным взмахом худенькой руки.
– Молчи! – прошептала Элли. – Сюда, скорее! Не то станем добычей!
Они перебрались в небольшую яму в нескольких десятках шагов и притаились там. Кисловато-горячий запах терзал ноздри мальчика, и ему страшно захотелось чихнуть. Элли это вовремя заметила и прикрыла ему рот ладонью. Он охотно потянул носом – девочка пахла куда приятней – и передумал.
Кто-то шумно и раздосадованно урчал; вместе с этим трещали старые опавшие ветки, все ближе и ближе… Девочка зажмурилась и с отвращением закусила губу. Она боялась заслонить собственное лицо – ерзать на сухой листве, устлавшей дно ямы, уже было крайне опасно. Уильям просто дышал безо всякого движения, но отчего-то думал при этом о самых несносных вещах – о странных улыбках матери по утрам и о жадных гостях, о вечно хмуром взгляде отца, о голоде и боли в животе, о жгучих потоках воды из облаков. И об учителе тоже! Маленькая и теплая ладонь Элли разом увеличилась, похолодела, охватила его голову, сдавила щеки, начала скользить по волосам твердыми пальцами, неубедительно пряча свои замыслы…
Он едва не завопил от огорчения, но сопротивляться, к счастью для них обоих, все же не стал. Бестия напоследок выругалась на своем наречии, а затем чрезвычайно быстро удалилась – и в этот раз даже не хрустнула ветка. Элли еще переждала минуту и выглянула.
– Мы свободны, – сказала она и отняла руку. Мальчик, однако, не шевелился. – Ну что ты?
«Мама… Что, если бы победили меня? А если меня можно победить, значит, я плохой?» –