На все эти звуки низенький куст отозвался беспокойным ропотом, и немного спустя перед ними появилась метла… то есть это было что-то похожее на косматую метлу, которую Уильям видел у парикмахерши фрау Барбойц, только без длинного деревянного черенка. Метла повертела какой-то выпуклой неровной пуговицей (это был нос), фыркнула, почти как Элли, только не от смеха, а, по-видимому, от негодования, и вперевалочку двинулась в сторону поросшего высокой травой оврага.
– Кто это… что это? – спросил Уильям, когда опомнился от изумления.
– Дикобраз. Я сказала ему, что он вредный злюка, – гордо объяснила девочка. – Потому что так и есть. Я не вру. Он вечно фырчит и жалуется. А мог бы быть поласковей – все-таки гость.
– Гость? – удивился Уильям.
– Вот именно, – кивнула девочка и пригладила сбрызнутые моросью волосы. – Он пришел из другого места.
– Какого? – снова спросил Уильям и неожиданно сам схватился за ее руку. – Мы пойдем туда?
– Может, пойдем, а может, и нет, – загадочно пробормотала Элли и задергала пойманной рукой.
К тому времени, как небо над деревьями похорошело и залилось первой предрассветной краской, дурные предчувствия успели изрядно сотрясти Уильяма. Они с Элли как раз присели отдохнуть на ствол поваленной пихты; девочка начинала клевать носом, но все еще стойко продолжала рассказ о том, как однажды видела в этой части Леса редкого барсука с черной полоской посередине лба.
‒ Мне надо возвращаться, ‒ неуверенно сказал Уильям.
‒ Ты меня совсем не слушаешь, ‒ обиженно протянула девочка, но потом, зевнув, сказала: ‒ Хотя это правда, я с тобой уже заболталась.
‒ Если я не успею вернуться до того, как они придут сюда… ‒ добавил Уильям и задумался. – Будет плохо. Я и так рассердил учителя. И мама! ‒ воскликнул он. – Я совсем забыл о маме! И цветы…
На него разом налетело столько всяких тревог, что он не мог понять, какой из них нужно уделить внимание. И увидел ирисы. Они лежали рядом, из букетика рассыпавшись в шесть или семь вислоухих цветков. Немым укором они напоминали ему, что он бесстыдно носил их с собой всю ночь, и не подумав сделать то, из-за чего был послан обратно в Лес. А Элли сопела с другого боку, мало-помалу заваливаясь на его плечо.
– Цветы, – твердил мальчик, – я должен вернуть их. На место.
– Какое место? – сквозь сон пробормотала Элли. – Я знаю всякие места… и все-все тебе покажу. Там есть цветы… пролески и водосборы… еще ветреницы.
– Ирисы! – громко сказал Уильям. – Я должен вернуть ирисы!
Элли мгновенно проснулась – и все поняла.
‒ Не бросай их здесь, не бросай! – пронзительно закричала она. – Они погибнут, если ты оставишь их здесь!
‒ Что же мне делать? – растерялся мальчик. – Учитель…
‒ Неправда! – оборвала она его. – Ты врун, но ты совсем-совсем не трус! Лучше возьми их с собой.
‒ И тогда цветы не умрут? – обрадовался Уильям.
‒ Умрут, ‒ вздохнула Элли и вдруг тихонько всхлипнула.
Она предложила ему спрятать ирисы под рубашку, чтобы их никто