сервант, а рядом с ним – плитка, мойка и маленький холодильник. Скатерть на столе была украшена скучным зеленым узором.
Уильям приподнялся на кровати и глянул на стол. Там уже появилась голубая картонная коробочка в соблазнительную белую клетку – мама все-таки побывала в кондитерской накануне. Это было здорово – значило, что она больше не сердится! Но потом он вспомнил о жадных пальцах захаживающих к ним Господ и сразу же сник.
Он решил еще чуть-чуть подумать о Парке перед завтраком и был очень озадачен, когда вместо девочки по имени Элли к нему возвратился кислый запах страшного существа, которому они едва не попались той ночью в лапы. Тогда он отметил, что дурных мыслей оно теперь не вызывало, только странный интерес – у Уильяма ведь была игрушечная фигурка островного тигра, который скалил свою пасть прямо так, как должен был скалить тот зверь. И вот Уильяму захотелось выяснить, действительно ли он издает такой запах, – тигр жил совсем рядом, под его кроватью.
Он вылез из-под цветистого одеяльца, стал на четвереньки и потянулся за ящиком с игрушками.
– Уильям, ты же давно ходишь в Школу, – заметила фрау Левски, возясь с длинноносой туркой.
Мальчик высунул голову из-за нависшего одеяльца и уставился на нее. Она почувствовала это и обернулась, вытирая забрызганные руки о зеленый передник.
– Тебе уже не нужны игрушки, – сказала она, улыбаясь очень миролюбиво; она понимала, что теперь можно быть с ним помягче. – И твои глупые книжки уже ничему не научат…
И снова опустила руки в мойку; тонко зашипела водяная струя и задребезжала посуда.
– Уильям! Тебе ведь скоро семь! – добавила она все же осуждающим тоном.
– И что с того? – внезапно возразил ей мальчик.
– Как это что! – Фрау Левски так удивилась, что выронила блюдце, и оно брякнулось в мойку одновременно с ее возгласом, превратив его в устрашающий вскрик. Уильям вздрогнул. – Ты становишься взрослым, а значит, должен быть серьезным и слушать своего учителя, а развлекать себя бестолковыми детскими россказнями взрослому мальчику вредно! Спроси отца – вон он начитался, теперь храпит, бездельник, забыл, что у нас к восьми будут гости!
– Подымаюсь сейчас… – послышалось бурчание с большой кровати.
– Но, мама, что ты говоришь! – пришел черед удивляться Уильяму. – Ты же сама их читала, разве нет?
– Только до пяти лет! – гордо отозвалась мать. – Или около того – уже не вспомнить… А потом я училась шитью! Что за нелепость – никому не нужно было объяснять мне, что вредно, а что полезно, вот ни-ко-му! А ты… Мальчишка.
Она расчувствовалась.
– Я всегда думала, что буду шить одежду… Красивые платья из шелка и льна! Сколько одежек я пошила еще девчонкой! Правда, они даже на куклах не смотрелись, кроить я так и не выучилась… Что и говорить, завидую фрау Дайс!
Уильям под шумок опять нырнул в подкроватную прохладу, нащупал гладкую кромку и дернул на себя. Ящик грузно пополз на свет,