твёрдо знал, что умираю
Как честный сын своей земли…
Стихотворение цензура сняла прямо из вёрстки, редактору Александру Волобуеву объявили выговор, и он от огорчения слёг с сердечным приступом. Книга вышла гораздо меньшим тиражом, нежели планировалось, что серьёзно сказалось на размере гонорара. Меня тоже вызвали куда следует и пожурили. Но пожурили, как я заметил, с какой-то странной симпатией. Друзья-поэты подходили и поздравляли. Не каждого поэта цензура отмечает своим синим карандашом. Но соратники ещё не знали, что в моём столе таится написанная повесть о реальной армии – «Сто дней до приказа», и она вскоре возмутит тихие воды ГЛАВПУРа. Бодаться с советской идеологией становилось делом модным и, как показало время, перспективным. Именно об этом я думаю всякий раз, проходя мимо чудовищного памятника виолончелисту Ростроповичу. Между тем, памятника Георгию Свиридову в Москве не поставили даже к 100-летию великого композитора. Аза что ставить-то? Он же, в отличие от Ростроповича, не эмигрировал из СССР, не дерзил Кремлю, не бегал с автоматом по Москве в 1991-м!
11. Не ходите по небу!
Меж тем моя литературная карьера шла по восходящей. После публикации стихотворения «21 июня 1941 года. Сон» ко мне в Доме литераторов подошёл один из лидеров нашего поэтического поколения Андрей Чернов, автор знаменитых строчек:
Не ходите по лужам. Ведь в них отражается небо!
Так зачем же по небу. По чистому небу – в галошах?!
Он только что открыл рифму в «Слове о полку Игореве», возвел свой род к декабристу Чернову и держался от нас особняком. И вот Андрей подошёл и сказал, посмотрев на меня с удивлением: «Знаешь, раньше ты был просто Юра Поляков, а теперь ты тот самый Поляков, который написал про двадцать миллионов шапок. Поздравляю!»
В июне 1983-го у меня вышла полоса стихов в «Огоньке», самом популярном и тиражном журнале СССР. Среди поэтов моего поколения такого отличия пока никто не удостаивался. Подборка была замечена и бурно обсуждалась. Редактировал тогда «Огонёк» Анатолий Софронов, ещё сохранивший остатки былого могущества: в 1940-1950-е годы он входил во всесильный триумвират Фадеев – Симонов – Софронов, который заправлял всеми делами в писательском мире, в том числе и «делом космополитов». Между прочим, мало кто знает, что оно началось с пространной жалобы в ЦК КПСС театрального критика А. Борщаговского, указавшего начальству на угрозу русского великодержавного шовинизма в сфере культуры. Стали разбираться – и пришли к выводам совершенно противоположным. Так что не буди лихо…
Но если Фадееву и Симонову борьбу с безродными космополитами со временем простили, то Софронову – нет, и в устах тогдашних поборников общечеловеческих ценностей его имя было сродни бранному слову. Однако стихи ему несли все, даже враги, – и он печатал. К тому же в качестве приложения к «Огоньку» выпускались книжечки стихов, прозы, очерков, причём огромным тиражом – до ста тысяч экземпляров. Поэтому стоило Софронову появиться где-нибудь среди писателей, как вокруг начиналось подобострастное «броуновское движение». Польстить, подлизаться, напомнить о себе торопились