имён не сразу умещались в моей опустошённой голове, так что я не раз ещё спрашивал, как их зовут. Мы говорили с физиотерапевтом ещё некоторое время после того, как мой доктор оставил нас наедине. Мы обсудили всю программу реабилитации и пообщались на многие личные темы. Мне он понравился. Всё это внушало надежду. Теперь я знаю, что всё должно встать на круги своя, и встать в скором времени.
Глава 3
Пепел
Приезжали местные репортёры. Доктор пускал их пару раз, и по одному. Я рассказал молодому парню со странной причёской, похожей на волну, по которым катаются сёрферы, что иду на поправку, а на счёт того, что я помнил из своих «снов», я немного солгал: «Я не видел ничего. Казалось, что сижу в пустой комнате с выключенным светом и слышу какие-то голоса. Это всё». Парень записывал всё в свой маленький блокнот. Я приподнял голову и увидел откровеннейшие каракули. Ну, он писал для себя. Надеюсь, он потом смог разобрать, что сам для себя пометил.
Заходила девушка с личным оператором. Она подносила сначала микрофон к моему лицу, но оператор сказал, что можно обойтись и этим – и дал маленькую закрепку, которую девушка зацепила у меня на вороте больничного халата. Мне было немного неуютно на камеру, казалось, что я подставляю под объектив голую задницу, но я сам дал согласие. Я подумал, что кого-то моя удача вдохновит. Не знаю, тогда мне казалось, что я поступил правильно. По крайней мере, никому хуже от этого не станет.
Мне приходили открытки и письма с поздравлениями от незнакомых мне людей. От мужчин и женщин, от девушек и парней, даже парочка от детей, написанные с ошибками и неловкими движениями, зато именно такие цепляли за самые тонкие струны души. Пару раз в конвертах я находил деньги, но брать их не стал. Я просил доктора, чтобы он как-нибудь вернул их обратно отправителю, но тот сказал, и сказал честно, что отправлять обратно не станет, но и себе в карман не положит, а отдаст в благотворительный фонд этой больницы. Я посчитал это верным поступком. Хотя, думаю, всё-таки было лучше их вернуть.
Шли недели и месяцы. Я думал, что скоро мне подарят торт в честь того, что я уже как год бодрствую в стенах этой больницы, но нет – на одиннадцати с половиной месяцах меня выписали. Свечку задуть так и не удалось.
Это были сложные месяцы. Физиотерапия давалась очень тяжело. Порой мне казалось, что даже у Виталия Александровича скоро нервы сдадут, и он запустит в меня чем-нибудь, лишь бы не слышать больше мои писки и стоны при выполнении, казалось бы, простейших упражнений, таких как банальное сгибание ноги в колене. Но я пыхтел, как паровоз, и через раз пускал единственную, но огромную слезу, которая выдавливалась очень долго и потом горделиво, даже манерно, спускалась по моей щеке и капала вниз, оставляя огромную лужу.
Курсы массажа. Я проклял всё, когда мне местный массажист мял спину. Я уверен, он пересчитывал каждую косточку в моём организме. У меня мелькала в голову мысль, что он точно садист, и ловит определённое